Дрожь пробегает по мне, когда его рука играет с краем моей рубашки, нащупывая обнаженную кожу. Без особых усилий Роман поднимает меня со стойки. Я обхватываю ногами его талию, зайдя слишком далеко, чтобы думать о чем-либо, кроме его ощущения. Он прижимает меня к кухонной стене и продолжает меня опустошать. Я чувствую его эрекцию под своей задницей, твердую и толстую.
— О боже, — стону я, а Роман продолжает целовать меня, как будто я — воздух, которым он дышит.
Я тянусь к пуговицам его рубашки и собираюсь расстегнуть одну, когда мы слышим тихий крик. Голова Романа резко поднимается, и мои глаза открываются. Мы оба поворачиваемся к радионяне на стойке. Вода эффективно обливает наше желание. Роман отступает назад, и я медленно скатываюсь на землю. Я немного неуверенно стою на ногах, но мне удается сохранять равновесие, когда я смотрю куда угодно, только не на него.
— Я пойду проверю ее, — бормочет он, быстро выходя из кухни.
Я тихо стону, закрывая лицо, и откидываю голову к стене.
Что, черт возьми, я только что сделала? Черт возьми, Елена.
Мне нужно пару секунд, чтобы собраться с силами, прежде чем Роман вернется с Кэсси. Я тянусь к ней, и он кладет ее мне на руки.
— Я думаю, ей нужно сменить подгузник, — сообщает он мне.
— Да, я чувствую этот запах.
Он улыбается.
— Я сделаю это.
Мои глаза расширяются, я прижимаю Кэсси к груди и смотрю на него.
— Что ты сделаешь?
— Сменю ей подгузник, — говорит он сухим тоном.
— Ты, ты… Ты когда-нибудь раньше менял подгузник?
Он качает головой.
— Нет. Но ты можешь показать мне. Я мог бы также научиться. За последние пару месяцев ты изменила свою справедливую долю. Моя очередь.
Я чувствую, как мое сердце взлетает. С каких пор Роман Де Лука стал таким удивительным человеком? Я имею в виду, я всегда знала, что с ним все в порядке, но на самом деле он вырос довольно близким к идеалу.
— Да, конечно. Я могу научить тебя, — говорю я тихо.
Мы направляемся в комнату, и я хватаю подгузник и быстро показываю ему, как это делается. Он внимательно наблюдает, и я просто потрясена, глядя на него. Если бы кто-нибудь сказал мне, что дон из Коза Ностры охотно менял бы подгузники, я бы назвала это чушью. Но он здесь, и это потрясающе.
Когда мы закончили ее переодевать, он держит ее, пытаясь укачать обратно в сон. Мужчина знал о существовании этого ребенка чуть больше недели и уже настолько хорошо с ней ладит. Это самая милая вещь на свете.
— Я снова уложу ее спать, — говорит он мне.
Я киваю.
— Я закончу готовить эти сэндвичи.
Его глаза сужаются.
— Елена…
— Все будет хорошо. Порез произошел по странной случайности.
— Прекрасно, — бормочет он, прижимая к себе голову дочери и осторожно укачивая ее обратно, чтобы она уснула.
Взглянув на них в последний раз, я выхожу из комнаты. Мне требуется всего пара минут, чтобы приготовить жареные сэндвичи с сыром. К тому времени, как Роман выходит из моей спальни, я уже раскладываю сэндвичи на столе и возвращаюсь на кухню за двумя бутылками колы.
Роман принимает сэндвич, который я ему протягиваю, со словами благодарности и садится на диван. Несколько минут мы едим молча. Атмосфера между нами немного неловкая, чего и следовало ожидать, учитывая то, что только что произошло на кухне. Роман откашливается, как только поел.
— Я могу признать, что это было не так уж и плохо, — заявляет он.
Мне требуется секунда, чтобы понять, о чем он говорит, и мое лицо расплывается в улыбке.
— Я говорила тебе! Теперь я могу готовить, — торжествующе говорю я.
Он выгибает бровь.
— Елена, ты приготовила бутерброд с сыром на гриле. Я почти уверен, что малыши могут это сделать.
— Да, верно, — усмехаюсь я. — Просто скажи спасибо, Роман. Не надо быть мудаком.
Он усмехается.
— Спасибо за сэндвич, беда. Может быть, в следующий раз ты приготовишь мне что-нибудь еще. Что-то сложное.
— Конечно.
Он проводит рукой по волосам.
— О том, что там произошло. На кухне.
Мой пульс учащается.
— Это была ошибка, — выпаливаю я.
Роман делает паузу, глядя на меня.
— Не нужно об этом говорить. Это было просто то, что произошло в самый разгар. Ничего страшного, — торопливо говорю я.
Его глаза сужаются.