Грея руки у переносной печки, Нам Чху Чо стала про себя читать бумагу, которая свисала у Тада из рук, как разорванный надвое флажок. Нет, то не было запиской с указанием даты смерти и других сведений о покойнице. Текст был краткий, но фразы трудные и не очень понятные. Чем дальше Нам Чху Чо читала, тем напряженнее становилось ее лицо.
— Переводи сразу! — тоном приказа бросил Тада.
— «30 сентября все как один поднимемся на вооруженное восстание!..»
— На вооруженное восстание?
— «Товарищи патриоты! Возглавим борьбу рабочих крестьян, студентов, любящих свою родину! Свергнем власть военщины, готовой открыть двери нашей страны японскому империализму! Долой корейско-японские переговоры, затеянные по указке американцев! Долой диктатуру военных!..»
— Ого! Да тут страшные вещи написаны! — протянул Тада, сразу изменившись в лице. — Что значит восстание? Возьмут оружие, поднимут флаги, вот тебе и революция!
— Погоди, тут что-то еще напечатано — перебила его Нам Чху Чо. — Ага, «30 сентября все как один поднимемся на вооруженное восстание! Центральный комитет Единой народной партии Южной Кореи». Теперь все, — закончила она.
— Это же страшное дело! — повторил Тада.
— Чего же тут страшного! — сказала Нам Чху Чо. — Ты же в этих делах ничего не понимаешь!
Правда, Нам Чху Чо сама довольно слабо разбиралась в политических событиях, происходящих на ее родине, где все бурлило, как в кипящем котле. Но она хорошо помнила слова, сказанные ее покойным мужем Сан Ки незадолго до смерти. В то время в Южной Корее как раз произошел государственный переворот. К власти пришли военные. Они пересажали в тюрьмы одного за другим всех высших чиновников правительства Чан Мёна, всех политических деятелей и по очереди начали отправлять их на виселицу. Сан Ки тогда с горечью говорил: «От всей этой продажной шайки политиканов за версту всегда несло падалью. Ведь они думали только о себе, о своей выгоде. А теперь вот сами попали в беду. И поделом! Что посеешь, то и пожнешь».
Это был ее последний разговор на эту тему с мужем, который обычно не любил говорить о политике. Значит, теперь эта шайка снова действует в подполье, печатает вон какие подстрекательские листовки и собирается снова забраться наверх. И не боятся! Но ведь и безрассудству есть мера… Впрочем, может, она не права. Муж ведь вот еще что говорил: «Но вспомни прежнюю Японию! Если отдать власть военщине, тогда совсем конец».
— Гм! Ты что ж, за дурачка меня принимаешь? — перебил ее мысли Тада. — Тут все ясно! Эта бабенка пробиралась в Японию, чтобы связаться со своими дружками, которые здесь проживают. И в пути померла. Видать, опасная была бабочка!
— А тебе-то что! — презрительно усмехнулась Нам Чху Чо. — Тебя это не касается.
— Касается или не касается, а слава богу, что эта бумажка не попала к бунтовщикам, которые у нас укрываются. А не было ли при ней еще каких-нибудь важных документов? Надо поскорее сообщить кому следует.
— Кому же? — спросила Нам Чху Чо.
— Полиции, конечно!
На секунду Нам Чху Чо застыла в нерешительности, а потом не помня себя вцепилась в Тада.
— Дурак! Отдай! Отдай бумагу!
Водолаз, опустившийся на дно с полицейского катера, так и не смог обнаружить труп. Конечно, могло случиться, что за это время силой подводного течения груз, державший труп, оторвало, тело всплыло и его унесло. Поэтому было решено обратиться за помощью в отделение морской охраны в Хитакацу. Небольшое дозорное судно, имевшееся в охране, избороздило все окрестное пространство, но нигде ничего не обнаружило. Просигнализировав об этом флажками, дозорное судно подошло к полицейскому катеру. Поиски продолжались уже целых три часа.
— Видно, тут что-то не так, — сказал, нахмурившись, помощник полицейского инспектора Камати и недовольно посмотрел на Тада.
— Как не так? — запинаясь ответил побледневший Тада. — Ведь и листовка вот…
— Тогда, значит, ты местом ошибся?
— Не может этого быть. Правда, ама, которая нашла труп, захворала и не смогла вас сопровождать. Но я тут много лет работаю старшим и знаю эту бухту как свои пять пальцев, — решительно заявил Тада.
В это время Камати окликнул командир дозорного судна, стоявшего теперь борт о борт с полицейским катером. Тада знал его в лицо. Командир судна слышал разговор Камати с Тада и, видимо, хотел высказать свое мнение.
— Конечно, все зависит от тяжести груза, который был привязан к трупу, — сказал он. — В этих местах рифы довольно крутые, и возле них есть виры. Поэтому не исключено, что сильное течение подхватило труп… Ежели так, то течение, максимальная скорость которого во время большого прилива достигает четырех километров в час, должно было унести его на северо-запад.