Выбрать главу

Несмотря на то что Угрюмого интересовали только семь из сокамерников, я на всякий случай нашел дела всех девятерых. Что греха таить, мне и самому было любопытно, что это за зэки такие, за сведения о которых кто-то готов платить такие бешеные деньги.

Самым первым мне попался некто Мамазян Гарик Суренович. С фотографии смотрел немолодой армянин с крупным усталым лицом, которое украшалось мясистым носом и увенчивалось высоким, с залысинами, лбом. И я сразу узнал его, несмотря на то что на снимке, мелькнувшем недавно в репортаже Невзорова о кладбищенских вандалах, он выглядел старше. Но у меня действительно хорошая память, в том числе и на лица. Так что теперь одного взгляда на снимок было достаточно, чтобы задуматься, можно ли считать интерес Угрюмого к персонажу передачи «600 секунд» случайным совпадением.

А следующей шла «лишняя» папка – дело зэка, который Угрюмого (или, как он уверял, его заказчика) почему-то не заинтересовал. На снимке я увидел совсем молодого худощавого мужчину с задумчивым, будто обращенным куда-то внутрь взглядом светлых глаз. Он показался мне немного похожим на меня самого. Во всяком случае, на зэка он уж точно никак не был похож. Скорее на художника или кого-то в этом роде.

Пролистнув материалы, я узнал, что Андрей Петрович Зеленцов родился четырнадцатого октября сорок первого года. Его отец погиб на фронте в сорок третьем, мать (в документах значилось, что она работала на ткацкой фабрике) умерла в пятьдесят втором. Дальше детдом (я на всякий случай записал, какой именно, мало ли что), потом – надо же, Суриковское училище, я угадал. Специальность – художник-график. Осужден девятого февраля шестьдесят третьего года (в двадцать два, получается) по восемьдесят седьмой статье УК на срок пять лет с отбыванием наказания в колонии особого режима.

Заключала дело копия отпечатанной на машинке справки:

«Выездным заседанием Республиканского суда от 1 августа 1965 года… срок заключения по статье… снижен до трех лет с последующим выведением на поселение…»

Поверх неровных строчек красовалась внушительная печать.

Почему-то мне стало жаль давнего незнакомого мне мальчишку, который угодил на зону, будучи совсем молодым, даже моложе меня. Интересно, что это за статья такая, по которой его осудили? Надо будет посмотреть в библиотеке Уголовный кодекс.

Отложив в сторону дело Зеленцова, я открыл следующую папку, номера которой тоже не было в списке. И, в общем-то, даже особенно и не удивился, когда с фотографии мрачно, вприщур, на меня глянул Угрюмый…

Глава 4. Чудное виденье

Поблуждав слегка в переулках возле бывшей улицы Жданова, а ныне Рождественки, я оказался, наконец, в фойе знаменитых Сандуновских бань. Фойе? Я сам не знал, почему вдруг в моих мыслях выскочило это театральное словечко, но окружающее и впрямь очень походило на театр, а уж точно не на баню. Возле касс – тоже напоминавших театральные – сидел мой заказчик, читая какую-то пеструю бульварную газетенку, судя по голым задницам на обращенной ко мне первой странице, «СПИД-инфо».

Теперь, ознакомившись заодно и с его делом, я знал об Угрюмом довольно много, что не очень-то радовало. Хотя многое оказалось столь же интересным, сколь неожиданным. Даже имя: его звали как Белинского – Виссарионом. Усольцев Виссарион Иванович. И год рождения. Я был уверен, что ему где-то между сороковником и полтинником, а выяснилось, что он родился в тридцать пятом. Получается, всего через два года ему стукнет шестьдесят. Отец мой и то младше.

Еще одним открытием стало то, что Угрюмый – коренной москвич. Родился в семье сотрудника следственного управления НКВД полковника Усольцева, учился в спецшколе при Наркомате внутренних дел и в пятьдесят третьем собирался поступать в училище МГБ (именно так к этому моменту стал именоваться всесильный НКВД). Но к экзаменам допущен не был: после смерти «отца народов» Хрущев, опасаясь мятежа, тут же арестовал Берию по обвинению в подготовке государственного переворота. Под раздачу попали многие, в том числе и отец Угрюмого, а вскоре и сам Виссарион был арестован и осужден по целому букету статей, причем «выписанные» ему пять лет по не указанным в деле причинам были продлены еще на два года. Вышел Угрюмый только в шестидесятом, а через три года снова отправился на зону, уже по другим статьям.