– А ведь кстати ты вспомнил о швабах! – воскликнул братец Жак – Я всё хотел досказать тебе историю о святой Вибораде, прославленной мадьярами-язычниками… Ну, помнишь старую вздорную швабиху, ей еще мадьяры раскололи алебардой башку?
Хотен кивнул, чтобы не огорчать невредного, в общем, монашка. Сейчас он мало что помнил, палата медленно кружилась у него перед глазами.
– …всё-таки пострадала, я говорю. Однако, за её смрадный подол ухватившись, проникла в сонм святых еще одна швабская суч…, я хотел сказать, бабёнка, именем Киберния.
– Кибер… как? Странное имя, – пробормотал Хотен.
– Киберния была низкого происхождения и устроилась служанкой в семье Виборады. Представь себе, она обслуживала Вибораду, когда та сидела невылазно в своей келье. Бр-р-р… Когда же в округе появились бравые мадьяры, Киберния, понятно, удрала. За Виборадой она ходила больше тридцати лет, а потом еще двадцать лет точно также – за подругой святой Виборады, некоей Рачильдой, которая решила тоже жить отшельницей, однако мадьяра с алебардой на свою голову так и не дождалась, померла. Тогда Киберния ушла в монастырь и прожила там еще лет пятнадцать. И всё! И она теперь тоже германская святая.
– У вас, латинян, я вижу, каждая незамужняя служанка может стать святой, – ухмыльнулся Хотен. – Даже удивительно! В нашей восточной церкви тоже глупостей хватает, но строгости всё же побольше. Вон Владимира Святославовича, крестители Руси, до сих пор греки не утверждают во святых… А это тебе не ночной горшок из-под старухи таскать – всю Русь окрестить!
Братец Жак только отшатнулся, когда Хотен рассказал ему, каким молодцом был Владимир Красное Солнышко насчет баб и выпивки. Вдруг возникло перед Хотеном усатое лицо Марко. Толмач зачем-то поводил ладонью вправо-влево перед его носом и снова исчез.
Затем братец Жак высказал предположение: когда протрубят трубы Страшного Суда, перед Господом встанут два сонма святых – один будет состоять из избранных Им Самим, а второй – из назначенных церковью. А Хотен поправил его, что сонмов будет три: ведь не всех православных святых признает ваша, латинская церковь, и наоборот. Хотя… Возможно, что это продолжение разговора об угодниках Божьих ему уже и приснилось. Ведь не мог же воспитатель королевских детей нести такую ересь, а если не мог, то и Хотен не грешил вместе с ним…
Очнулся он уже засветло. Слава Богу, на своей кровати. И раздетый. В рубахе то есть, и с правой ноги свисала, за большой палец зацепившись, шелковая онуча. Стоило повести глазами в сторону, как в голове вспыхивала боль. Тогда он огляделся, смотря перед собою, а голову осторожно поворачивая. Гвозди на стене опустели, висела там только походная шуба и мадьярская одежка, действительно удобная в походе, а возле кровати стояли старые стоптанные сапоги. Лежал он на сбитой в комки перине, дорогого лисьего одеяла и след простыл.
– Больше в рот не возьму ихнего подлого вина, – проворчал Хотен, садясь на кровати. – Теперь только мед по праздникам, а с устатку – славного киевского пива.
Натягивал уже сапоги, когда вошла Прилепа – в шубке, в мужских штанах, вполне готовая в дорогу.
– Наши уже собрались и тебя ждут. Король вот-вот выйдет, – процедила.
– Куда одеяло делось? Украла, что ли?
– Добрая королева велела передать, чтобы мы взяли с собою. Ночи теперь пойдут холодные, говорит.
– А шпоры? Шпоры где? – взвыл Хотен, только сейчас вспомнив о вчерашней чести.
– Да вон, я их на стол положила. Пойдем, умоешься хоть, я солью.
Глава 24. Битва на прощание
Хотен убедился, что в прошлый раз ему это не показалось: мадьярские войска на самом деле беспрекословно подчинялись распоряжениям военных начальников и с удивительной точностью их выполняли. И на сей раз, когда после переправы через Дунай и четырехдневной скачки небольшой отряд, состоявший из личной охраны короля и киевского посольства, выехал на берег Тисы в виду местечка Сабольч на другой стороне, оказалось, что прибрежный луг заполнен войском. Тут короля уже ожидал, разбив стан, поставив шатры и наполняя из раскаленных котлов свежий речной воздух дымными запахами почти готового пилава, полк хорезмийских лучников, на днях вернувшийся из Италии и вызванный из Чомода, где стал было на зимовку. Основное войско с конюшим Эверином во главе должно было подойти часа через два.
Марко растолкал Хотена, заснувшего прямо на земле:
– Милостивый король зовет тебя на военный совет.