Солнце садилось. Народу на берегу еще прибавилось. Казалось, что мадьярские кони вот-вот выпьют Тису. Возле небольшой по походному случаю палатки короля Гейзы уже стояло ременчатое сиденье, а рядом с ним топтались долговязый конюший и молодой мадьяр в ярком коротком плаще и в плоской шапочке с пером, бывший, как уже знал Хотен, предводителем полка хорезмийских лучников в итальянском походе. За их спинами держались сенешалк и пожилой, весь в пыли, воин с обезображенным шрамами лицом. Мадьярские предводители сосредоточенно смотрели себе под ноги. Подойдя поближе, Хотен увидел, что на небольшом расчищенном участке луга тщательно и даже любовно воспроизведена местность, где, очевидно, предполагается дать битву. Реки были выложены из синеватых камешков, с нужных сторон белели песчаные отмели, песочком просыпаны и дороги. Города и местечки обозначены белыми камнями с черными квадратиками окон, леса и рощи – рядами веточек, и даже на месте виноградников торчали полусгнившие виноградные гроздья.
На поклон киевского посла сенешалк Карлус ответил любезной улыбкой, пожилой воин поклонился, молодой небрежно кивнул, конюший Эверин дё Руан посмотрел мимо него с отсутствующим видом. Из палатки вышел король, дожевывая. Марко, стоя за спиной Хотена, перевел вопрос короля:
– Мой Эверин, мне не послышалось, что разведчики вернулись?
– Да, милостивый король. Вот десятник Бела сам доложит тебе вторично.
Длинной хворостиной пожилой мадьяр стал тыкать в белые камешки, а Хотен, слушая сбивчивый перевод Марко, перегнулся через плечо молодого полковника и, поневоле вдыхая резких запах его кудрявых черных волос, сообразил, что печенеги двигаются от Соту-Маре на Ужгород, идут медленно, потому что грабят всё, что увидят, людей, годных в рабы, и скот уводят, виноградники вытаптывают.
– Чья орда? – мрачно спросил король.
– Пленный так и не сказал, сдох, – пожал печами пожилой десятник. – Бормотал только: «Буджак, буджак…»
Даже Хотен помнил, что так называют себя все печенеги.
– Вежи с ними?
– И вежи, и полон под охраной стариков и подростков, милостивый король.
– Тогда, чья бы орда не была, завтра к вечеру от неё одно имя останется, – ухмыльнулся король. – Если нам Бог поможет, рыцари.
Подумав, король Гейза забрал у пожилого хворостину и воткнул её между двумя белыми камешками с окнами, побольше и поменьше.
– Вот здесь мы должны их перехватить, между Лампертхазой и Унгваром. Непременно тут, где две дубовые рощи. А тогда уже ваша работа пойдет, сенешалк и посол Хотен.
Посол Хотен кивнул с умным видом, хоть ничего и не понял с недосыпу.
– Мой Эверин! – продолжил король. – Тебе придется отсечь печенегов от Лампертхазы. Надеюсь, что тамошний замок выстоял. Первым делом берешь вежи, потом преследуешь орду.
Конюший Эверин выпрямился, подёргал-подёргал усом и заявил:
– Мы не перехватим их перед Унгваром, если не выступим тотчас же и если не будем скакать всю ночь. А мои молодцы еще не успели сварить кашу, милостивый король.
– Значит, тотчас же и выезжаем! – рявкнул король. – Пусть они перекусят в седлах, твои молодцы.
Вот и еще одна ночь тупо прожита в седле и в строю – а сколько их еще выдастся в жизни? Хотен и не заметил, как рассвело. Видно, всё-таки задремал. Сообразительный Гордец сам остановился, когда королевская стража натянула поводья.
– Эй! Сенешалк! Посол!
Голос короля! Хотен выехал вперед, стараясь выглядеть бодро. Марко за ним. Король заявил весело:
– Видишь, посол, слева рощу?
В глаза Хотену будто песка насыпали, однако рощу он рассмотрел. И что справа от рощи в небо поднимаются дымы.
– Бери вот моего лучшего арбалетчика и скачи с ним туда! – продолжал веселиться король Гейза. – Последнюю мою службу отслужи, посол! Оставьте коней поглубже в роще, а сами с моим Дьюлой – на дерево и схоронитесь среди ветвей. Печенеги появятся вот оттуда, от Лампертхазы. В рощу не поедут: страшатся древесных духов. Если ты увидишь, что наш печатник бросил копьё и сдается печенегам, прикажи Дьюле его застрелить.
«Придется мне, видать, повторить судьбу славного могучего хоробра Соловья Разбойника», – подумал, не успев испугаться, Хотен и ответил небрежно:
– Сделаем, милостивый король. Оруженосца с собою не беру. Лук и колчан при мне.
– А ты отчего так побледнел, Марко? – весело удивился король. – Тебя не посылаю, там без толмача обойдется. Ведь правда, мой Дьюла?
– Я всё понял, государь, – промолвил коренастый арбалетчик. – Уж если надобно скакать нам с послом, так поскорее.
Хотен обернулся к своим, встретился глазами с Шестачком, кивнул ему, тот в ответ («Присмотрю, мол»), и ударил Гордеца коленями. Помолиться, что ли, пока еще время есть? В голове было пусто, а на душе…