– А тот Белош и Илона – они какого народа?
– Они брат и сестра нынешнего великого жупана Сербии Уроша. Бан Белош был бессменным главным воеводой – и вот, участвовал в заговоре в пользу дюка Стефана. А наш добрый король ему, славянину-чужеземцу, еще и главный мадьярский чин присвоил (выше только сам король), звание надора… Поэтому, когда будешь с королем беседовать, ты ему о бане Белоше лучше не напоминай, да и о беглых братьях тоже лучше помалкивай…
– Да, приятные родичи…
– Вот и решай сам, считать их в семье нашего короля или не считать.
– Да ну тебя, у меня вот-вот голова распухнет… Постой, постой! Если того, младшего брата королевского, Владиславом кличут… Если русским, то бишь славянским именем, то он и в державе вашей за славян стоял?
Марко расхохотался невесело.
– Увы! Владиславом этого дуку назвал отец его, король Бела Слепец, тот, которого враги-родичи ослепили. Это отец его хотел, так назвав, словакам кусок кинуть, а сам он, Ласло, свое имя во внимание не берет. Это такой же любитель немцев, как и брат его, дюк Стефан. Тот – я разве не сказал о том? – первым делом, как бунт его не удался, к немецкому цезарю подался, а немцы, сам знаешь, нам, славянам, первые и самые жестокие враги. Вот так, друг мой Хотен.
– Ладно, с родичами вашего короля я так сяк разобрался. Теперь, расскажи мне, как и обещал, о тех придворных, что были убиты в последнее время.
– Ано. Сначала пострадал камерарий Людвиг из Страсбурга. Он не был убит, только жестоко избит и ограблен…
– Что за чин такой – камерарий?
– Камерарий блюдет королевскую камору, по-вашему казну. Если король будет благоволить к тебе, он прикажет камерарию Людке выдать тебе содержание, то бишь пожилое и карманные, звонкой монетой, золотыми дукатами. Теперь понял меня?
– Прости мне мою тупость и еще прости, пожалуйста, если стану я о некоторых вещах расспрашивать дважды и трижды. Слишком много нового входит в мои уши, а начертать на бересту не могу – какие записи, если конь идет рысью? А теперь растолкуй мне, что такое «карманные»?
Тут Хотену показалось, что собеседник поглядел на него этак свысока. Или не показалось? Нет, не показалось, потому что мадьярский посол начал объяснять старательно, будто ребенку:
– «Пожилое» получают все послы и на всё посольство, и так у всех цезарей, королей и князей делается, разве что дикие печенеги способны этим обычаем пренебречь. А вот «карманные» – это деньги, коими наш щедрый король Гейза награждает того посла, который ему по сердцу придется, чтобы любезный ему посол в державе его мог знатно повеселиться.
– Понял я, а почему именно «карманные»? Что оно такое – «карман»? – насупился Хотен.
– А… Ну, «врецковы» по-нашему, а как «карман» это слово звучит на латыни, да и слуху русича поближе будет... Это мешочек такой, на одежду пришивается изнутри, чтобы никто не видел, что ты носишь с собою, а ведет в него снаружи щель…
– Так можно ведь и за пазуху спрятать, коли надо!
– Нет, друг мой Хотен, карман для кошелька не в пример удобнее, потому что пришит. Ты удивляешься потому, что до вас, русичей, как я во время поездки заметил, обычай пришивать на одежду карманы еще не дошел. У тебя всё нужное на поясе висит, и кошель тоже, а его вору так легче увести. Срежет просто ножичком, а в карман еще надо ухитриться руку засунуть. Да. Вы тут ходите частично в самобытных своих одеждах, частично в восточных, а уже если, как наши вельможи, в немецких нарядах, то в таких, что у нас полста лет тому назад носили. Вот, правда, знатных женок мне увидеть не удалось, они, наверное, получше одеты… Да ты не сердись, посол!
А Хотен и в самом деле рассердился:
– Так показал бы ты на себе такой карман! Ведь и у тебя вся в дороге нужная мелочь на поясе висит!
– Так это я в дорожном платье, а в том новом кафтане, что на прием у твоего великого князя одевал, там уже и карманы были… Да есть ли повод у тебя злиться, посол?
Никакого разумного повода злиться у Хотена не было, однако сильнее всего на свете ему захотелось развернуть сейчас же коня, кликнуть слуг и повернуть назад на Киев. Черт вас побери, дикарей мадьярских, с вашими будто бы европейскими именами да обычаями, мне и дома, на Руси, хорошо, удобно и приятно, без ваших дурацких камерариев да карманов! Вот только он и не пошевелился в седле. Потому что назад в Киев ему в таком случае хода нет. Конечно же, можно было бы укрыться во Владимире у Мстислава Изяславича, как раз побившего горшки с великим князем Ростиславом, но кто может поручиться, что, помирившись с дядей, тот не выдаст ему мятежного боярина? Нет, придется проглотить обиду, сцепить зубы и, хочешь не хочешь, исполнить посольство…