– Правильно, посол! Ответ настоящего мужчины. А мой двоюродный дед Коломан прослыл безумцем, готовым щедро одарять мадьярским золотом ничтожных переписчиков книг и сочинителей всякой латинской чепухи, и эти бездельники нахлынули со всех стран Европы на королевский двор Венгрии, будто саранча. Мне теперь кое-кто говорит, что в книгах есть многая польза, и это мол, великое было дело, что в правление Коломана Книжника были написаны на латыни первые мадьярские законы и первая мадьярская летопись. Да, это братец Жак говорит, которому я поручил помогать наставнику старшенького своего, Иштвана, после того, как старый Ансельм Толедский одряхлел и принялся баловать мальчика. Правильнее было бы называть парня отцом Жаком, да как-то все уж приобвыкли: «братец Жак» да «братец Жак»… Вообще-то наш братец Жак – парень знающий и умный, только на книгах этих никому не нужных свихнулся – ну прямо как злой король Коломан. И в самом деле, законы должны быть просты и понятны, тогда их помнит и король, и последний пастух. А если все их знают, зачем записывать? Хранить же память о подвигах предков – это дело певцов и мудрых старцев, а если они забудут что-нибудь, о чем не хочется мадьярам вспоминать – да Бог им в помощь! Можно подумать, что монах-иноземец, пришедший на мои хлеба откуда-нибудь из захолустья под Флоренцией, лучше всех нас, добрых мадьяр, знает, какие мои деяния следует занести на пергамен, а о коих промолчать!
Король победно оглядел собеседников и снова отхлебнул из кубка. Хотен тоже отведал вина из своего кубка и тут же забыл его вкус.
– Мой несчастный отец был извлечен на свет Божий только через пятнадцать лет, когда умер злой Коломан, а его престолонаследник, хилый и вечно хворый Иштван, убедился, что не может иметь детей. Сын злодея, раскаявшись, и невесту ему подыскал, мою покойную мать принцессу Илону, а отец мой так никогда и не увидел, как она красива. А чтобы узнать, как выглядим мы, его дети, он любил ощупывать своими быстрыми и тонкими пальцами наши лица. Впрочем, моя мать сумела отомстить за подлое ослепление отца. Через год после их свадьбы и его коронации она уговорила отца созвать в городе Ороди Королевский совет, впоследствии прославленный в народе как «Кровавое собрание». На это сборище вельмож и попов моя мать пришла со мною, младенцем, на руках и произнесла пылкую речь. Показывая на безучастного отца, она спросила, не страшное ли это было преступление – поступить столь подло с особой королевской крови? «Кто из вас посмел лишить моего несчастного мужа радости видеть этот прекрасный мир?» – спросила она. И тогда верные моему отцу вельможи начали вставать со своих мест и называть имена важных банов, советовавших горбуну Коломану расправиться с моими отцом и дедом. Этих тайных недоброжелателей тут же хватали, связывали им руки и уводили в угол собора. Когда все злые советники были выявлены, большинству из них тут же отрубили головы. Так моя мать отплатила за выколотые глаза отца шестьюдесятью восемью головами мадьярских вельмож – и нищетой родичей каждого из них, потому что вместе с головами они лишались и пожалованных им земель.
– О!
– Да уж… Большая умница, моя мать повторила такую же хитрую штуку еще через год, когда во главе польских войск в Венгрию вторгся проходимец, называвший себя Борисом Коломановичем. Впрочем, я должен вначале рассказать тебе об этом жулике, потому что мои поданные опять всё переврут… Злобному горбуну Коломану было уже за сорок, и ему оставалось четыре года до смерти, когда он женился вторым браком на моей дальней родственнице, вроде как двоюродной бабушке, княжне Евфимии Владимировне. Отцом её был могучий киевский великий князь Владимир Всеволодович, прозванный Мономахом. Ты же знаешь, посол, как приходится жениться нам, королям. Кого родители или опекуны сосватают, ту в жены и берем, а впервые увидеть невесту удается только в день свадьбы. Вот и хиляк Коломан, бывший уже одной ногой в могиле, только под венцом рассмотрел, что женится на юной, здоровой, кровь с молоком, девушке, которой едва ли будут любопытны его пыльные книги. Вот на охоту она бы с ним с радостью поехала или на пиру посмеялась бы и поплясала от души – да только дохлый её муж не любил ни охоты, ни пиров. Не удивительно, что жили молодожены как кошка с собакой, а когда королева Эвтима забеременела, горбун вдруг заявил, что ребенок не от него, и отправил супругу в Киев к отцу. Там королева Эвтима и родила сына, которого окрестили Борисом, а второе имя ему дала, уж не знаю почему, немецкое – Конрад. Горбун сына не признал, а что там дальше случилось в Киеве с королевой Эвтимой, не знаю.