Тут храбрый Дедрих Бернский остановил бой. Он предложил королю Гунтеру и приятелю своему Хагену стать его пленниками, обещая, что не позволит коварной Кримхильде и пальцем их тронуть. Они отказались, тогда храбрый Дедрих, отбросив меч, голыми руками обезоружил и связал сначала усталого короля Гунтера, а потом тяжело раненого друга своего Хагена. Так они оказались в тюрьме у короля Аттилы, в разных подвалах его замка.
Прекрасная королева Кримхильда приказала привести к себе могучего Хагена и велела ему открыть, где он спрятал золотой клад Нибелунгов. На что Хаген, обмотанный веревками, словно огромное веретено, ответил, что дал клятву хранить эту тайну, пока остается в живых хоть один из братьев Кримхильды. Молча вышла из зала прекрасная королева Кримхильда и вернулась через четверть часа, за волосы волоча за собою отрубленную голову короля Гунтера.
Захохотал тогда могучий Хаген и сказал:
– А теперь, ведьма, я и подавно не выдам тебе тайну золотого клада Нибелунгов. Пусть вечно лежит на дне Рейна!
Подскочила к нему прекрасная королева Кримхильда и снесла с плеч связанного пленника голову его же мечом. Не вынес этого позорного зрелища старый правдолюбец Хильдебранд, оруженосец Дедрика Бернского, выхватил свой меч и разрубил злую красавицу Кримхильду пополам.
Вот и вся история о золотом кладе Нибелунгов и о гибели королевского рода бургундов».
Долго рассказывал свою историю латинский чернец, и, быть может, именно поэтому не шевелились его слушатели еще некоторое время – будто не верили, что наконец закончил. Да и факел на стене, как если бы нарочно дотерпев до конца рассказа, тут же замигал, зачадил, затрещал и погас. Тотчас же все увидели, что сквозь круглое отверстие сверху в тепидарий сочится серый утренний свет.
Король Гейза сипнул невнятное, потом прокашлялся и спросил:
– Гей ты, киевский посол, ты не заснул ли там случайно?
– Нет, конечно же, нет, милостивый король, я пытаюсь обдумать услышанное, – встрепенулся Хотен.
– Для этого у тебя впереди всё утро. И имей в виду, что я нарочно приказал братцу Жаку рассказывать подробно только о тех приключениях Зигфрида и бургундов, которые тебе потребуются для сыска. Иначе он в одну ночь никогда бы не уложился.
– Обычно это в пять вечеров рассказывается, а песню жонглер и в три вечера успеет пропеть, – подтвердил чернец и на последних словах пустил петуха.
– В полдень, посол, ты явишься в зал для приёмов и там совершишь наше придуманное посольство. Явишься в шубе, как у вас положено, и в русской соболиной шапке – или я уже говорил об этом? А там Марко придумает, как тебя переодеть, чтобы в толпе моих придворных слишком не выделялся. Теперь Марко проводит тебя, куда надлежит. Я тебя отпускаю, посол.
Хотен уже выбрался из теплой воды, закутался в полотенце и пошлепал босыми ногами к выходу из тепидария, когда снова услышал голос короля Гейзы:
– Гей, братец Жак! Разбуди нашего гостя сразу после заутрени и пусть расспросит тебя о том, чего не понял он в немецкой, что ни говори, твоей истории.
Хотен на всякий случай еще раз поклонился.
– И вот что я еще забыл… Скажи, рыцарь ли ты? Если не рыцарь, то со мною за столом пировать не имеешь права…
– У нас, милостивый король, рыцарства не водится. Однако же я лет уж пятнадцать как боярин великого князя, – Хотен если и приврал, так разве что года на два, – и не раз занимал должность мечника…
– Мечник? Вроде сенешалка, стало быть… Ладно, иди…
Видно, в недолгом пути к королевскому дворцу он засыпал на ходу, потому что урывками только вспомнил впоследствии разглагольствования Марко и сиплые шутки братца Жака, который зачем-то увязался за ними. Впрочем, ехать пришлось совсем недалеко: королевский дворец темнел на другом конце площади, полускрытый предутренним туманом. Они спешились возле высокой двери, набросили повода на коновязь. Марко постучал рукояткой плети, и вскоре, после обмена немногими словами на мадьярском, дверь распахнулась. Вслед за полуодетым слугой со свечкой Хотен, засыпая на ходу, без конца спотыкался в каких-то переходах и оказался, наконец, в небольшой комнатке. Возле стены стояла пустая кровать, а на полу храпели конюх Лучина и оруженосец Хмырь. Всмотревшись, он разглядел и свою ключницу: та лежала на кошме возле кровати, засунув под неё ноги.