– Вот сюда, вот, – брат Жак подвел спутников к ограде второй от площади усадьбы. – Сюда взгляните! Здесь она, голова Митры и несколько обломков его трона.
Судя по остатку каменной головы, выпирающему, вместе с другими камнями неправильной формы из обычной кладки забора, древний художник представлял себе бога Митру бритым молодчиком с лицом пьяницы и бабника. Одновременно он показался Хотену похожим и на братца Жака – ничего себе!
– Откуда же взялась дыра? – вслух удивился Хотен.
– Я уже думал об этом. Ано! – это Марко взглянул на него понимающе. – Это был выстрел из баллисты. А установили её на вот той горе.
Хотен присмотрелся к горе, выше по течению Дуная, с которой некогда обстреливали Буду из неведомого ему по названию метательного орудия. Хороша гора! Вот где нужно было строить крепость для защиты города.
– Когда та забытая война закончилась, взялись горожане за починку, – задумчиво произнес братец Жак. – Тогда обитавший в усадьбе варвар и вспомнил о бесхозных обломках храма. Он был уже христианин и не боялся мести Митры. Кто только не обитал после римлян в оставленных ими домах! Они и постарались зашить бревнами или заложить кирпичом открытые стены, сложили неуклюжие глиняные печи там, где римляне обходились жаровнями. Зато театрум и палестра, те потихоньку ветшали, потому что никому не были нужны. Чего не скажешь о мясном рынке: он вряд ли изменился с римского времени, только торгуют теперь в нем еще и овощами. Ну, пошли теперь посмотрим театрум.
Если Прилепу, как можно было догадаться по её сдержанным ахам и охам, больше всего поразил римский каменный рынок с мраморными прилавками для мясников, то её хозяина – театрум. Это же надо было до такого додуматься – вырыть глубокую яму, устроить в ней неисчислимое количество вечных каменных сидений, чтобы с удобствами послушать скоморохов и поглазеть на потешные бои или скачки! Будто нельзя было просто потолкаться в толпе на площади…
Второе потрясение ожидало Хотена в палестре, большая часть которой была теперь застроена полуземлянками местных бедняков. В голове плохо укладывалось, что взрослые римляне тратили время на то, чтобы взапуски бегать по траве или бороться друг с другом понарошку. А тут еще Марко завел Хотена в один из сарайчиков на краю палестры и показал на дыры в каменном полу. Неподалеку журчала проточная вода, Хотен склонился над дырой: внизу бежал подземный ручей. Запах, стоявший в чулане, не допускал иного толкования: это был общественный нужник небывалой чистоты. Прилепа тут же закрылась в единственном из чуланчиков, на котором болталась скособоченная дверь.
Затем сообразил Хотен, что слишком много было у римлян дворцов. Ведь кроме дворца римского цезаря, где расположился теперь король с его двором, насчитал он не меньше полудюжины высоких зданий из кирпича, каждое не менее как в четыре жилья. Правда, в отличие от дворца, были они без крыш, неухожены, а верхние жилья чернели пустыми окнами. Он спросил об этих дворцах у братца Жака. Тот усмехнулся:
– Да вовсе не дворцы это! Настоящий дворец наместника, где и римский цезарь останавливался, если наезжал в Аквинк…
– Постой, Марко, спроси его, почему называет Буду уже по-иному?
– Так Будой город варвары называли, а римское настоящее название именно и было Аквинк, то бишь по-славянски «Город многих вод». О чем же он спрашивал, любознательный киевский схизматик? А… Так вот, настоящий дворец был вон там на острове, посреди Дуная, ибо наместник и цезарь не желали дышать городской вонью…
– Как у нас Красный двор на острове напротив Киева, – пробормотал любопытный схизматик.
– Да? Удивительна эта утонченность у потомков дикого варяга… Итак, в городе дворцов не было. Под нынешний королевский дворец была перестроено здание магистрата, городского правления, и огромное помещение внизу, где раньше заседали знатные горожане в тогах, теперь превращено в пиршественный зал для дружины. Поразившие же твой неопытный взор огромные жилые дома назывались инсулами, и в них жили римляне-бедняки. Не удивляйся! Хозяин дома сдавал там по одной или по две каморки с одним окном на семью. Я же сказал, что для бедняков…
– Это ж воду таскать на самый верх! – пропищала Прилепа.
Братец Жак только брови свои поднял и продолжил:
– А вот варвары, прогнавшие отсюда римлян, не захотели ютиться на высоте, как филины на ветвях. Вот почему инсулы стоят пустыми и, некогда выгорев изнутри, постепенно разрушаются.