– А почему вы не сажаете королевича Стефана за стол? – спросил тогда осмелевший Хотен. Во рту у него полыхал пожар: дичь опять была безбожно переперчена.
– Он тут такого срамословия наслушается, когда мужи подопьют, – махнула на него ручкой королева. – Вот скоро женим, тогда и за стол, как взрослого, пустим.
– Теперь понял, милостивая королева, – ответил Хотен, обрадованный возможностью проветрить горящий рот.
Королева склонилась к уху супруга, они обменялись несколькими словами на мадьярском, и она пальчиком поманила к себе невидимого сыщику Марко:
– Иди, утоли жажду и перекуси: король разрешил, – и уже Хотену. – Твой толмач по чину своему только стольник, потому за нашим столом ему невместно. А мы с тобою поговорим без лишних ушей. Эх, лет десять тому назад я бы ухитрилась, кудрявый, и наедине с тобою словом перекинуться, да только муженёк у меня ревнивец, просто жуть!
– Да конечно… Есть ли муж такой на свете, милостивая королева, который в том твоего супруга не понял бы? – и Хотен подкрутил ус.
– Эй, баба, нэ балуй! – прикрикнул король Гейза и улыбнулся Хотену.
– Вот, научила нашему языку на свою голову… Я о тебе, боярин, много слышала от людей из Руси. Помню и отца твоего, Незамайку, что из простонародья выбился, и на моей памяти служил короткое время в Киеве мечником. Твой отец был всё одно, что выжлятник неутомимый, охотничий пес неустанный и тем брал. У тебя же иной дар: ты, боярин, в делах счастлив и пока был удачлив. Потому одна надежда у меня сейчас осталась – на тебя, сыщик. Тут какой-то злой шутник затеял против моего мужа и сыночка игру. А чтобы распутать её, упорства и жестокости здешнего сенешалка (по-нашему мечника) не хватит. Нужно твое счастье, боярин.
«А как же ум мой, сиятельная королева, неужели изобретательное хитроумие мое и моя прославленная даже и половецкими певцами доблесть так-таки ничего и не стоят?» – мысленно вопросил Хотен.
– Тебе, сыщик, отец Жак всю ночь рассказывал сказку о проклятом кладе и погибели жены и шурьев царя Гатилы. Откуда я знаю, спросишь? А мне мой муженёк всё-всё рассказывает… Не будь мой Гейза такой благочестивый и заведи себе наложниц, он бы и тут не удержался, мне бы о них рассказал. Ты в этой истории знаешь почти обо всем, – тут она быстро глянула влево, убедилась, что её супруг как раз подозвал к себе одутловатого вельможу и бубнил по-мадьярски, пальцем показывая на свой затейливый серебряный кубок, и быстро зашептала. – Через несколько дней после убийства перевозчика ко мне приходит слуга, подающий королю одеваться, и лица на нем нет. Говорит, что испорчен любимый плащ короля, в котором он ездит по стране, на охоту и на войну. Я побежала вмести с ним в чулан смотреть: в самом деле, на плаще (в таком месте, что, если бы он на муже был, сие пришлось бы на спину напротив сердца), вышит красными нитками косой крест, ну, вроде Андреевского…
– Косой, понятно, – шепнул ошеломленный Хотен. – О кресте мне не говорили…
– Еще бы! Я тут же достала свой ножик, у него кончик длинный и острый… Тот ножик с утешной серебряной ручкой мне из Флоренской земли в дар привезен, теперь всегда со мной. Быстренько спорола я крест и все нитки вытащила, а слуге пообещала, что прикажу содрать с него кожу, если проболтается.
Хотен ошеломленно молчал. Дотоле ему казалось, что неведомый супостат отнюдь не угрожает самому королю… Теперь вся история выглядела куда более зловещей. Он опомнился. Украдкой посмотрел влево. Король Гейза, держа одутловатого вельможу за пуговицу, продолжал свое ему наставление.
– Что можешь сказать о руке, коя вышивала? – быстро спросил Хотен. – Мужская была та рука или женская?
– Как же я сама не подумала? – шепнула она, и вдруг одарила земляка таким лучистым взглядом, что он мгновенно забыл и о пятнах на лице, и о безобразном животе королевы. – Мужик вышивал! Стежки большие и грубые, нитка болталась снаружи…
– Мужик, да, конечно! И нет у него бабы-помощницы, которой он доверяет… Я, милостивая королева, вообще не понимаю, зачем было злодею затевать эту опасную игру? Ведь чуть в сторону ступил – и голова с плеч… Если его задача была… ну, ты меня понимаешь, милостивая королева… Если он жаждет избавиться от твоего мужа и старшего сына, то почему не взялся за это прямо?
– Потому, что презренный трус, – прошипела она. – Потому что только называется мужем. В душе он баба. Боится взять в руки оружие и мечтает сразить Гейзу по-бабьи – сплетнями да слухами!
– Однако он не побоялся один напасть на вельможу-перевозчика и двух его вооруженных слуг. Убил троих, а сам, похоже, не получил и царапины. И был настолько умен и осторожен, что не оставил никаких следов. И еще: злодей должен понимать, что грозить самодержцу убийством – сие то же самое пред законом, что покушаться на его жизнь. Преступления-то, конечно, разные, зато кара за них одна…