Впрочем, едва ли и Несмеяна испытывала точь в точь такие же чувства. Присущая ей легкость и поверхностность сердечных переживаний (а быть может, не ей одной присущая, а всему женскому полу?) заставляла красавицу, выныривая из дремы, посмеиваться над Хотеном. Сначала, например, притворилась Несмеяна, что очень её беспокоит, завел ли он себе любовницу в Смоленске, куда на три года вынужден был отступить вместе с великим князем Ростиславом Мстиславовичем, когда в Киеве засел суздальский самодержец Юрий Долгорукий. Потом призналась, что не то её заботит, была ли у неё соперница, а только, не сделал ли порухи Хотен для её, Несмеяны, чести, взяв после неё к себе на ложе какую-нибудь чумичку. Хотен честно отмолчался, а затем, не выдержав, осведомился, не доводилось ли Несмеяне в последнее время встречаться с молодым князем Всеволодом Ростиславовичем? Засмеялась она и закрыла ему рот поцелуем, а через четверть часа, когда и не ждал уже Хотен, что она ответит, и почти позабыл уже про свой вопрос, промурлыкала Несмеяна:
– Князёк Володичка, скромненький такой, будто девица… Я ведь так и не видела его, Хотенко, взрослым… Да и не хочу… Ей-богу, не хочу… Заматерел он, небось, как ты… Такой же красномордый теперь, глаза наглые… Нет, уж…
– Голосок хриплый, как у бати его… – поддакнул Хотен, не зная, сердиться ему или посмеиваться. – Только что встретил твоего Всеволода у великого князя в ложнице, передавал тебе поклон князёк-неудача.
– Ты что ж это – разболтал ему о нас с тобою? – лениво возмутилась красавица. – Я всегда говорила, что это именно мужики настоящие бабы базарные…
– Тоже мне, скажешь еще такое… Я, напротив, подумал, что он к тебе в монастырь захаживает…
– Сказала же тебе, что не видела княжича Володичку много лет…
Потом Несмеяна как-то сразу отключилась. А проснувшись, удивила не менее сонного любовника возвращением к разговору о князе-неудаче. Брякнула она теперь:
– Володичка никогда не решился бы на такое со мной, черницею… Он слишком честный, Володичка. Слишком правильный…
– Понятно, – пробурчал Хотен, выныривая из мутного сна, где его Гордец, помахивая гривой, пытался о чем-то предупредить, изъясняясь по-человечьи, вот только никак не понять – о чем. – Я, значится, нечестный и неправильный… Ладно… А ежели он такой правильный, почему неудачник, почему пьет не в меру?
Потом опять они сонно завозились, уже просто прижимаясь друг к другу, отдавая друг другу остатки телесного тепла, и вдруг Несмеяна совершенно трезвым голосом заявила:
– Как есть ты мечник, законов знаток, потому и не боишься сам эти законы нарушать… Да и крутишься всю дорогу вокруг великих князей, они тебя в обиду не дадут… Нет ты не думай, что я тебя бесчестным считаю: ты по-своему честен, Хотенко...
Хотен подумал, что чернице Алимпии не грех бы и о своей честности задуматься, да промолчал… А тут еще громко, противным истошным криком, словно нарочно прибрел прямо под окошко ложницы, загорланил петух. Молодец, протирая спросонку глаза, скатился с кровати, снова сноровисто оделся и обулся, потом принялся поднимать с постели подругу. Несмеяна должна была оказаться в Андреевской церкви раньше всех черниц, как только привратник отопрет церковь: ведь она, по теперешней своей должности, обязана была убедиться, что все сестры Янчина монастыря вышли к заутрени. А на должность благочинной, коей надлежит надзирать за нравственностью монахинь (только подумать!), её назначила новая игуменья, поставленная после возвращения на великое княжение Ростислава Мстиславовича – смех и грех!
Глава 2. О чем рассказал Хотену посол Марко
Хотен встряхнул головой. Перед носом его курчавилась светлая грива Гордеца, а от неё шибало конским потом. Впрочем, как еще должно пахнуть от жеребца, усердно и долго поработавшего ногами? Глаза слипались, однако, прогнав из них сонную муть, Хотен припомнил, где он и зачем, а также установил, что солнце начинает клониться к закату. Следовательно, посольство одолело уже не меньше как полдороги до Белгорода по Киевскому шляху. Справа от себя увидел он усталую Прилепу в мужском платье, слева –Хмыря, растянувшего толстые губы в ухмылке.
– Однако ж и здоров ты спать в седле, хозяин!
Это что – похвала была? Из слуги-холопа выслужившись в свободного оруженосца, Хмырь на глазах у Хотена вытянулся и заматерел, вот только не повзрослел: так и гуляет холостым, а любая поездка ему до сих пор в радость, будто подростку.
– Скажи лучше, давно ли мы перебрели Желянь?
– Э… Да часа два, как перебрели. Заодно и коней напоили, хозяин.