Таз стоит как раз на самой длинной щели, будто нарочно поставлен, чтобы крышку подольше скрыть. Но кто его мог тут поставить – не мертвец же безголовый? Опять нелепости начинаются… Хотен сунул факел Хмырю и потянул таз кверху. Почувствовав сопротивление, закусил губу и отодрал-таки таз от крышки лаза. Вонь при этом усилилась, а на крышке и на днище посудины остались куски липкой дряни, известно на что похожей… Хмырь и не потаил своей догадки.
– Сие сапо. Средство для мытья рук, – заявил тут братец Жак. – Бедный старик так любил мыться, что не боялся утратить Царствие Небесное… Боже мой, я только сейчас осознал, что его уже нет!
Вот и петли крышки обозначились. Хотен всунул кончик меча в щель, противоположную петлям, и принялся осторожно подавать крышку вверх. Хмырь ловко подхватил её и откинул. Из черной дыры пахнуло затхлым духом подземелья.
– Ну, хозяин, – выдохнул Хмырь, – ну, ты и ловкач!
– Не я ловкач, а тот, кто таз догадался приклеить на крышку…
За спиной Хотена возник и усилился приятный его сердцу одобрительный ропот. Вдруг затих он, раздались звучные шаги и громкий голос короля Гейзы. Марко срывающимся голосом перевел:
– Подумаешь, открытие! Да я с детства знал об этом подземном ходе…
Глава 18. Новая ужасная находка
Хотен обернулся и поклонился королю Гейзе. Однако король не обратил на него внимания: глаз не мог оторвать от сидящего за столом безголового туловища в черном монашеском одеянии с капюшоном. Надо было нырять в дыру вдогонку за убийцей, но король не позволял: рядом с лужей крови он опустился на колени и бормотал латинскую молитву. Вот Хотен и стоял дурак дураком. Сделал большие глаза переминающемуся с ноги на ногу Шестачку и показал на лаз, а тот в ответ только плечами пожал.
Наконец, король Гейза в последний раз перекрестился и тяжело поднялся с колен. Заговорил, непонятно к кому обращаясь:
– Мне надо было отпустить старика домой в Толедо, когда он попросился. Засыпать его золотом и дать стражу, чтобы в долгой дороге не отобрали. Но мне приятно было, что он здесь по-прежнему, рядом со мной. Я, стало быть, виноват… Да только… Как такое допустили? – и он свирепо вытаращился на Хотена. – Как такое могло случиться, посол? Я же приказал охранять старого Ансельма как зеницу ока!
– Дивно мне, милостивый король, что ты именно меня об этом спрашиваешь! – отвечал Хотен, вытаращившись встречно, ибо смертельно обиделся, вместо положенной ему похвалы выслушав упрёки. – Я лишь дал совет охранять известных тебе лиц сугубо, а охрану расставил, по-видимому, господин сенешалк Карлус.
– С кого же мне прикажешь спрашивать, – вопросил король уже спокойнее, – если мой сенешалк отпущен, как и прочие вельможи, домой вплоть до завтрашнего утра, до похорон палатина Чабы?
Сыщик едва удержался, чтобы не застонать: пока король молился, он уже придумал, как поймать убийцу. Надо было только перекрыть вход во дворец (если окажется, что подземный ход заканчивается в крепости) или в крепость, если ход выводит в посад. Ответил, почти позабыв обиду:
– Уж если милостивому королю не с кого спрашивать, пусть спрашивает с меня. У охранника голова пробита, лежит ни жив ни мертв, только повторяет время от времени одно слово. Скажет «бор», помолчит и снова «бор». Что бы сие значило, «бор»?
– Что ж, как не «вино», – буркнул король, взмахом руки остановив желавших ему подсказать. – Настоящий мадьяр, хоть и зазевался на службе…
– Милостивый король что-то начал говорить о подземном ходе… Надо бы спуститься в него, чтобы преследовать преступника.
– Он давно уже внизу, в Нижнем городе, – махнул рукою король. – Если хочешь, посол, пошли кого-нибудь вниз, а сам не лазь, новую немецкую одежду только испачкаешь. Я в детстве все подземные ходы замка облазил, но и покойник Ансельм, когда помоложе был, ими не брезговал. Тут одно ответвление идёт налево, к спальне матушкиных фрейлин, и Ансельм туда как-то ночью забрался. Однако поднял там переполох, будто лис в курятнике, и покойная матушка моя приказала тот боковой ход заделать, а фрейлин перевела наверх, в первую из комнат королевы. Да…
– Позволь мне, милостивый король, всё-таки отправить децкого вслед убийце, – встрепенулся Хотен. – Хотя лучше бы, если бы я сам…
– Нет! Без толку, я же сказал! Завтра утром я пошлю людей скрыть выход в Нижнем городе. Это ведь тайный ход, для того предназначенный, чтобы спасать королевскую семью во время осады… Эй, а эти зеваки что тут делают! Гнать их отсюда, гнать всех в шею!
Хотен сперва забрал факел у Шестачка, зажег от него три свечи в подсвечнике, а потом уж отправил из кельи децкого, а заодно и Прилепу, что торчала у входа. Кивнул Марко, чтобы тот остался.