Король уселся на кровати, темного дерева, резной, однако почему-то без шатра и, явно поуспокоившись, хлопнул ладонью рядом с собою по бобровому одеялу, приглашая Хотена. Марко, оглядевшись, присел на краешек скамьи, посреди которой по-прежнему восседал безголовый мертвец.
– И что ты теперь предложишь, киевский мудрец? – спросил король Гейза чуть ли не ласково.
– Да вот думаю сейчас… Не бойся, придумаю, что сделать. Скажи мне, если сие не тайна державы твоей, где заканчивается сей ход. В самом Стерегоме или вне городской стены?
– Сие есть тайна державы моей, однако тебе скажу: выход в конце Дубовой улицы, между задними дворами развалин двух римских домов. Придумал что-нибудь, посол?
– Еще думаю…
– А не позвать ли нам хорошего шамана?
Хотен пригляделся: король смотрел, взгляда грустного не отводя, на останки несчастного старика Ансельма.
– Почему именно шамана, милостивый король? Ты ведь можешь спросить совета у своего архиепископа?
– С тобою трудно, посол. В прошлый наш разговор ты напредлагал такого, чего я не мог исполнить. А сегодня ты задаешь слишком много вопросов. Однако на сей раз я тебе отвечу. Старый безобидный монах не может сидеть на скамье без головы. Это не по-человечески, такое совершать, а зрелище из разряда бесовских. Есть способы обратиться за отгадкой к самому дьяволу, однако сей эфиоп на козлиных копытцах опасен тем, что от него (храни нас Господь!) потом не отделаешься. Примас Венгрии, архиепископ Лукас мне, увы, в таких трудных делах не советник. Он честен и, если меня попытаются лишить короны, бунтарей не благословит. Однако он не мудр, наш святой отец Лукас, потому что слишком молод. Да еще и верит всему, что ему вдолбили в парижской школе. За кого принимает нас, мадьяр, святейший папа, если присылает мне такого молодого и неопытного примаса? Учти, что я от святейшего папы Александра не отступился даже сейчас, когда его выгнали из Рима. Открою тебе тайну, что я охотнее спросил бы совета у простого чернеца братца Жака: он весьма много прочитал книг, однако его знания нельзя пустить на доброе дело, потому что он человек бессовестный и ущербный. Ну, сам посуди, разве настоящий мужчина станет сторониться женщин, да еще и поносить их почем зря? Вон бедняга Ансельсм тоже ведь был чернец и тоже наставник королевича, а баб отнюдь не чуждался.
Еще раз глянул Хотен на безголового бабника и перекрестился.
– То есть пока покойному здоровье позволяло, – уточнил король. – Теперь о шамане. Мои предки обращались за советом к шаманам и о том не жалели. Думаешь, я не знаю, в каком комитате найти хорошего шамана? Старого и надежного? Из почтения к своему королю и за щедрый подарок он совершит полет к нашим богам, и те раскроют ему, если захотят, имя убийцы. А святой отец архиепископ Лукас подскажет мне потом, как замолить грех.
Дважды подумал Хотен, прежде чем сказал то, что считал необходимым:
– Как я понимаю, ваши мадьярские шаманы – такие же искусники, как и наши волхвы. А я в свое время удостоился дружбы с лучшим киевским волхвом Творилой, теперь покойным. Так вот, он доказал мне, что и в волшбе, и в предвидениях будущего даже волхв не выходит за пределы своей человеческой природы. Даже их, волхвов, пресловутые зелья позволяют человеку увидеть только то, что он уже знает и сам. Точно так же и пьяница из сельских мужиков, допившись до белой горячки, видит танцующих вокруг него зеленых человечков. Человечков – а не единорогов, потому что он в жизни не видел единорога и даже не слыхал о нем.
– И что ты этим хочешь сказать? – прищурился король.
– А то, что шаман укажет на убийцу, исходя из того, что ты ему расскажешь об этом тайном деле. Однако нам ведь известно побольше, и давай уж лучше мы с тобою, милостивый король, положимся на свой собственный, а не на чужой языческий разум.
– Тогда что ты скажешь о христианских чудесах? Неужели ты и в них не веришь? – изумился король и даже отодвинулся от Хотена.
– Разумеется, я верю в чудеса, – и Хотен для пущей убедительности перекрестился. – Однако отцы православной церкви, которых я считал святыми на земле, согласно говорили мне, что время чудес давно миновало, и весь опыт моей жизни убеждает меня в их правоте.
– Наша мать, святая католическая церковь тоже весьма придирчива к народным толкам о сегодняшних чудесах, – кивнул король и тяжело вздохнул. – Хотя мне очень хотелось бы увидеть чудо. Я и без того, хоть и не видывал чудес, добрый христианин, но мне очень бы хотелось.