Хотен помотал головой, взглянул испытующе на своего пышущего здоровьем оруженосца, хмыкнул. Поманил к себе пальцем Шестачка.
– Полезем мы с Хмырем вдвоем… Если со мной что приключится (все под Богом ходим), не слушай никого, уводи десяток в Киев, а по дороге проведывай, не суздальцы ли в нем опять. Тогда уж сам решай… Марко! Послушай и ты, и к тебе у меня просьба. Я сейчас побегу переодеться, а ты помоги моему детскому раздобыть два фонаря с запасными огарками и, если можно, для меня короткий меч. Лучше всего варяжский, скрамасакс... Спасибо тебе, когда-нибудь и я тебе сумею помочь. Хмырь, становись прямо на крышку и не сходи с неё, пока я не вернусь.
– В дерьмо?! В дерьмо мне становиться?
– В сапо, вроде мыльного корня, не слышал разве? И не умничай, ради Бога.
Снаружи, чуть ли не под самой дверью, Хотен едва не споткнулся о братца Жака, присевшего возле раненого охранника. Чернец перекрестил спокойное лицо парня и поднялся на ноги.
– Неужели?
– Mortus. Он йе мертвы.
– Жаль. Я всё-таки надеялся… Марко, подожди, прошу! Скажи святому отцу, что король приказал ему внимательно осмотреть всю келью, не пропало ли чего ценного. И от меня скажи, что чернеца можно обряжать к похоронам.
– Ано!
– Прилепа, пошли! Соберешь меня и поможешь переодеться.
Оказалось, что Прилепа как раз замочила в золе походную одежду Хотена, чтобы утром постирать. Посему вернулся сыщик во дворец в новом своем мадьярском, ладно сидевшем на нем наряде, но в старых сапогах. Кольчуга добавляла уверенности, равно как и огниво на поясе. Беспокоил разве что меч… Однако Марко раздобыл не только два фонаря, но и короткое, удобное для схватки в узком подземном ходу оружие. Не скрамасакс, конечно, и вообще не меч, если по правде, однако большой широкий кинжал. Хмырь, тоже в кольчуге, имел на спине две заячьи шубы, заботливо свернутые Прилепой.
Вот и дыра в дощатом полу, снова отверстая. Вот такой же где-то в варяжских землях и в огненное пекло имеется вход. Он перекрестился и нащупал ногой первую ступеньку идущей круто вниз деревянной лестницы… В ходе оказалось на удивление сухо, и это позволяло надеяться, что дерево перекладин не прогнило, но вот что странно: запах крови, естественный в келье, не ослабевал и внизу. Хотен остановился, и сапожище Хмыря чуть не опустилось ему на голову.
Оказалось, что жерди лестницы упирались в площадку с двумя ответвлениями подземного хода. Одно круто спускалось вниз, второе шло на уровне пола площадки. Пока спускался на площадку Хмырь, его хозяин успел осмотреться. Площадь и без того тесной рукотворной пещеры сильно ограничивала стенка из камней, выложенная всухую у кирпичной стены между ответвлениями. Светлая сухая глина насыпана была под камнями и целая горка её – у входа в боковое ответвление.
– Кому же понадобилась бывшая комната фрейлин? – проговорил Хотен.
– Ась, хозяин?
– Не твое дело! Вот, сторожи сей спуск. А я проверю боковой ход.
Запах крови усилился. Хотен добыл со спины оружие и остолбенел. Из-за ближайшего поворота торчали две маленькие ноги в белых чулках. Одна была в обувке, похожей на постолы, на второй из чулка высовывался оттопыренный большой палец. Он продвинулся вперед и убедился, что ход перекрыт трупом белокурой женки с широко открытыми голубыми глазами, сидевшей с перерезанным горлом и длинной верёвкой на шее. Во рту кляп из тряпки, из её платка, вполне возможно, потому что голова непокрыта. Темная юбка задралась, ноги выше щиколоток оказались в колотых ранах, а белые чулки замараны кровью. Хотен накрыл ладонью ногу в продранном чулке (теплой она оказалась), наморщил лоб и попятился. И пятился, пока не оказался на площадке.
– Что там, хозяин? Мы опять нашли клад?
– Если бы… – вздохнул Хотен. – Там мертвая баба. Зарезанная. Смотри, чтобы не запачкаться кровью, потому что тебе придется вытащить её сюда и поднять наверх, в келью. Фонарь оставь, когда полезешь.
– Не мое дело, не мое дело… А сие, говоришь, мое дело?
Увы, Хотену не удалось подумать в одиночестве. Хмырь, с мертвой незнакомкой на плечах, сорвался с лестницы, разломав пару нижних перекладин. Хотен поздравил себя с тем, что убрал подальше оба фонаря.
– Ладно, – заявил Хотен, когда его оруженосец, оцарапавший вдобавок ко всему ляжку и разорвавший штаны, высказал всё, что у него оказалось на языке. – Ладно, меня покойница тоже стукнула головой. А я рот свой попусту не разеваю, как ты. Теперь давай подложим под лестницей камней, а поднимешь ты бабу на веревке.