– И на чем он остановится? – присовокупил от себя Марко. – Неужели посягнет и на… подумать страшно…
Хотен заметил рассудительно:
– И я желал бы знать, для чего он заварил всю эту кашу. Однако если сей злодей безумен, то и цель у него какая-нибудь безумная, и спросить о ней можно будет только у него… Если возьмем живьём, конечно.
– Осмелюсь заметить, господа собутыльники, – заявил братец Жак, – что королевская чета сему новейшему Хагену не по зубам. И хотел бы я напомнить, что бургунды положили целую кучу рыцарей Аттилы, с чем нашему затейнику одному не справиться.
– И вот еще о чем я хотел спросить тебя, святой отец. Я не припомню, чтобы ты рассказывал о смерти служанки Аттилы. А не было ли повести о ней в более полной истории?
– Да нет, в тех сказках о Нибелунгах, кои мне доводилось слышать, о служанках не вспоминалось.
– Значит, он только убирал свидетеля, вот что он делал… Значит ли сие, что больше не будет ни на кого посягать? – спросил Хотен. Скорее всего, сам себя спросил, однако Марко перевел, а братец Жак на вопрос ответил.
– Да ничего это не значит! Ведь он точно также убил слуг покойного ишпана перевозчиков, о которых ни в песни, ни в повести и слова нет. А кстати, твой оруженосец твердил, что покойница была чуть ли не горячая еще. Если бы ты поторопился с преследованием, глядишь и спас бы её…
– Что-то у меня от умных разговоров глаза слипаются, – признался уже от себя Марко и зевнул.
Хотена тоже потянуло на зевоту, однако вино, а того пуще обидное замечание монашка его приободрило. Как можно было не оценить проявленной им сноровки, и если слова того не побояться, мудрости? Ведь все, и сам король тоже, решили было, что убийца чудесно изчез из запертой комнаты светелки. Ну, да ладно… О чем это еще хотел он спросить затейливого братца Жака? Забыл… Неужто вино подействовало? Он заговорил медленно, сам не понимая, зачем раскрывает свои тайные намерения:
– Я его достану. Пока милостивому королю не надоест отсутствие его любимых придворных, они не проникнут в крепость. Я попрошу сенешалка Карлуса обязать его тайных доносчиков собрать все россказни, сплетни о вельможах, попавших мне на заметку, а тогда уже вычислю нашего голубчика. Я знаю, как это сделаю. Я знаю, и как заставлю его признать свою вину. Вы что ж, господа мадьяры, забыли, с кем имеете сейчас дело? Думаете, напрасно ваш милостивый король Гейза вызвал меня сюда?
Не дослушав перевода, братец Жак тихо, однако с видимым удовольствием рассмеялся, а Марко заявил:
– Очень уж я сомневаюсь, что наш добрый сенешалк содержит при себе тайных доносчиков. Он ведь не мадьярского, ни словацкого наречий почти не знает, а простолюдины не говорят по латыни. Да и занят он, в основном, порядком при дворе. Ано! Судьбу провинившихся вельмож решает сам король, а королева Фрузцина, надо признать, их иногда защищает. Для простолюдинов же у нашего Карлуса имеется палач, который любого хитреца заставит признаться.
Хотен крякнул. Досадно, конечно, но если до преступника дойдет слух о том, что приезжий сыщик уже знает, как его поймать, злодей обязательно забеспокоится и, дай бог, совершит глупость и подставится. Коли так, сделаем наживку еще жирнее…
– Не стану хвастаться, что у меня есть волшебное зеркало, которое покажет мне лицо злодея, однако кое-какие верные средства имеются. Однако сие есть большая тайна, и не знаю даже, зачем я вам её раскрыл.
– Если ты, сын мой, призываешь себе на помощь дьявольские силы… – заговорил торжественно брат Жак. Прервался, сделал глоток, вздохнул блаженно и продолжил. – Если зовешь себе в подмогу языческих бесов, одна надежда у меня остается… у меня и у Пресвятой девы Марии – на твоего ангела-хранителя. К нему и стану я воссылать молитвы, как только допьем это замечательное….
– А вот и твой ангел-хранитель поспешает! – вскричал тут Марко.
Да, колебался в глубине перехода огонек масляного каганца, розовая ручка с прозрачными розовыми пальчиками прикрывала его от движения воздуха, а с другой стороны освещал он малую толику белых ночных одежд. Да, именно ночных женских, ночной рубашки с кружевами, и братец Жак снова вздохнул разочарованно – и притворно, конечно же, притворно… И совсем уж непритворно – Марко. Ибо когда приблизился ангел и оказался в багровом полукруге света, отбрасываемом факелом, оказался он земною женщиной не первой молодости, хоть и нельзя сказать, чтобы не накрашенной.
Присела она, хрустнув коленками, а когда заговорила, то и Хотен уразумел, что речь идет о фрейлине Лизке и что ничего хорошего с той не случилось.
– Ту самую, бойкую такую… Лизбет отравили, – пробормотал Марко.