Сенешалк передал это право Хотену. Сыщик сделал шаг вперед и откашлялся. Он говорил короткими отрывками, давая Марко время переводить. История хитроумных и кровавых преступлений по следам повести о Нибелунгах заворожила всех, оба стражника, Миклош-живодер и даже братец Жак слушали с открытыми ртами.
– Требую доказательств, что всё эти удивительные деяния совершил именно я! – вскричал печатник, когда Хотен замолчал, а Миклош-живодер принялся раздувать угли в жаровне.
– Доказательства, посол! – поддержал его на сей раз и король.
– Вот доказательства, милостивый король! – Хотен достал и поднял над головой свой складень. Марко отшатнулся в испуге. – Здесь собраны свидетельства, согласно которым ты, Славко из Вестрема, скрыл, поступая к королю на службу, что твой дядя, заменивший тебе отца, был казнен по приказу королевы Илоны. Вот за что ты мстил милостивому своему королю и его семейству. Твои слуги донесли, что жена изменила тебе, а потом исчезла неведомо куда – и это объясняет жестокость, с которой ты убил судомойку Злату. На своей службе печатником ты, заверяя вынесенные милостивым королем приговоры, не брал с истцов и ответчиков больше положенного законом, чем и прославился в королевстве…
– С каких это пор честность стала доказательством совершения преступления? – возмутился печатник.
Все оживились, принялись переглядываться, и даже король усмехнулся. Однако, тут-то Хотен был вполне уверен в успехе.
– …и точно так же ты не снял добычу с тел убитого тобою ишпана перевозчиков через Дунай и его слуг – где такое видано? И совсем уже ни в какие ворота не лезло, что ты, оглушив камерария и отняв его казну, только перепрятал унесенное, а себе ничего не взял. Зная, что вот-вот убьешь свою невольную сообщницу, ничтожную судомойку, ты всё-таки отдал ей обещанный золотой, а потом его не забрал у неё, уже зарезанной. Вот так твоя дурацкая честность тебя и обличила.
– И всё равно таких доказательств вины не бывает! – выкрикнул обвиняемый, заметно, однако, побледнев.
– А что ты скажешь о вот этом? Ты, небось, был уверен, когда пробил голову стражнику… Вот, не успел я спросить его имя…
– Пал из Буды, – быстро подсказал сенешалк. На следующий день он признался Хотену, что страшно боялся, как бы имя Пала не назвал король, знающий по именам всех своих дружинников, и не перекрестился бы, а то иначе как-нибудь не выдал бы, что Пал мертв.
– …пробил голову Палу из Буды боевым молотком и думал, что убил его? Но он был жив, когда мы с баном Марко нашли Пала.
– Ложь! Он не мог быть живым!
– Почему это ты так уверен, что он мертв? Да потому, что ты убивал его, – отчеканил Хотен. По подвалу пронесся ропот. Сыщик боялся поверить, что вот-вот победит.
– Ложь! Последняя прачка внизу, и та знает, что стражник был убит! В Стерегоме новости разносятся ветром, тебе ли о том не знать, захожий немчик Карлус, бывший мой приятель?
– Когда мы вот с баном Марко, – тут Хотен оглянулся на Марко, и тот кивнул головой, – нашли стражника, он был без сознания. Однако он очнулся и назвал твое имя, имя убийцы, Борислейф.
– Нет.
На сей раз убийца побелел, как мел. Король присмотрелся к нему, хмыкнул, выпятил губу и многозначительно кивнул своему сенешалку. Палач, не получив никакого внятного приказа, руками в толстых суконных перчатках взял из жаровни клещи.
Тут убийца сделал движение связанной правой рукой, будто хотел её поднять. Из-под шапки черных волос его побежали струйки пота, а лицо приняло естественный цвет. Хотену показалось, что печатник вздохнул облегченно, когда произнес:
– Ладно, эти убийства… Сколько там их – три? А всего – шесть или семь? Я признаюсь в них. На войнах под знаменем милостивого короля я убил и куда больше народу. Готов понести наказания от Бога и от людей, во власти которых оказался мой несчастный народ.
– Ты обвиняешься также в государственной измене, – отчеканил сенешалк. – Ты злоумышлял на жизнь милостивого короля и его семьи, а также вступил через лазутчика в сношение с другим государственным преступником, бывшим дюком Ласло, предупредив его о тайной засаде под Кечкеметом.
– А я отвергаю эти обвинения! Ни в какие сношения с изменниками я не вступал! – взвизгнул Славко.
– А голубятня? – вмешаля Хотен. – Разве не голубями ты отправлял сообщения Ласло?
– Да у всех стерегомцев есть голубятни, посол, – усмехнулся печатник. – А голуби, если не знаешь, хороши под чесночным соусом.
Киевский сыщик снова закусил губу, а сенешалк нехорошо улыбнулся:
– Уж если ты замышлял на жизнь нашего милостивого короля, как смеешь ты открещиваться от государственной измены?