— Прекрати! — крикнул Тобин.
Шкаф остановился, а Брат снова возник возле кровати, и от его ненависти даже воздух раскалился, когда он уставился на старую волшебницу. Айя моргнула, но не отступила.
— Ты его видишь? — спросил Тобин.
— Да. Он рядом с тобой с того момента, как Лхел наложила новые связующие узы.
— Нари, а ты видишь его?
Нари вздрогнула.
— Нет, благодарение Свету. Но я его чувствую.
Тобин снова повернулся к волшебнице.
— Лхел сказала, что тывелела ей сделать все это! Она сказала — ты хотела, чтобы я выглядел как мой брат.
— Я сделала то, чего потребовал от меня Иллиор. — Айя села на кровать. Теперь она была полностью освещена. Выглядела Айя уставшей и старой, но жесткость ее взгляда заставила Тобина порадоваться присутствию в комнате Нари. — То была воля Иллиора, — повторила Айя. — Ради будущего Скалы и ради тебя было сделано это. Близится день, когда ты начнешь властвовать, Тобин, как должна была властвовать твоя мать.
— Я не хочу!
— Я этому и не удивляюсь, дитя. — Айя вздохнула, лицо ее немного смягчилось. — Никто не предполагал, что правда откроется тебе в столь юном возрасте. Должно быть, ты пережил ужасное потрясение, особенно если учесть, как именно ты узнал истину.
Тобин отвел взгляд, чувствуя себя подавленным и униженным. Он ведь думал, что кровь между его ногами — первый признак чумы. Но правда оказалась намного хуже.
— Даже Лхел была захвачена врасплох. Аркониэль сказал мне, что она показала тебе твое настоящее лицо, прежде чем наложила новые чары.
— Вот мое настоящее лицо!
— Это моелицо! — рявкнул Брат.
Нари подпрыгнула от испуга, и Тобин догадался, что даже она услышала голос призрака. Он присмотрелся к Брату повнимательнее; призрак выглядел более плотным, чем прежде, он казался почти реальным. Внезапно Тобин осознал, что громкий голос Брата звучит наяву, а не только в его голове, как раньше.
— Он вообще-то мешает, — сказала Айя. — Будь добр, отошли его прочь. И попроси не устраивать на этот раз беспорядка в доме, хорошо?
Тобину очень хотелось отказаться, но ради Нари он прошептал слова, которым его научила Лхел: «Кровь, моя кровь. Плоть, моя плоть. Кость, моя кость».
Брат растаял, как огонек задутой свечи, и в комнате сразу стало теплее.
— Вот так-то гораздо лучше! — Взяв миску, Нари подошла к жаровне и зачерпнула супа, гревшегося в горшке на углях. — Ну-ка, поешь немножко. Ты несколько дней почти ничего не ел.
Презрев ложку, Тобин взял миску и стал пить прямо из нее. Это был особый бульон, который повариха готовила для больных, — жирный от костного мозга, с петрушкой, вином и молоком, и еще с целебными травами.
Он осушил миску, и Нари снова наполнила ее. Айя наклонилась и подняла упавшую на пол куклу. Пристроив ее у себя на коленях, она аккуратно выровняла руки и ноги куклы и печально всмотрелась в едва намеченное лицо.
Горло Тобина сжалось, он опустил миску. Сколько раз он видел, как точно так же сидела его мать? Глаза у него снова затуманились от слез. Мама сшила эту куклу, чтобы удержать при себе душу Брата. И когда она смотрела на куклу, она видела Брата, держала его на руках и убаюкивала, и напевала для него, и постоянно носила с собой… пока однажды не выбросилась из окна башни.
Всегда Брат.
И никогда — Тобин.
Неужели ее гневный призрак до сих пор там? Нари видела, как он вздрогнул, и снова обняла его. На этот раз Тобин не стал сопротивляться.
— Неужели Иллиор действительно приказал тебе проделать со мной такое? — шепотом спросил он.
Айя грустно кивнула.
— Светоносный говорил со мной через оракула в Афре. Ты ведь знаешь, что это такое, правда?
— Этот оракул велел королю Фелатимосу сделать его дочь первой королевой.
— Верно. А теперь Скала снова нуждается в королеве, в истинной королеве — чтобы исцелить и защитить ее земли. Обещаю тебе, однажды ты все это поймешь.
Нари крепко сжала его в объятиях и поцеловала в макушку.
— Это сделали только ради твоей защиты, детка.
Мысль о том, что Нари участвовала в колдовстве, болезненно кольнула Тобина. Высвободившись из ее рук, он отполз к спинке кровати и затолкал ноги — длинные, голенастые мальчишеские ноги — под простыню.
— Но зачем?.. — Он коснулся шрама на груди и тут же задохнулся от ужаса. — Отцовская печать и мамино кольцо! Они висели на цепочке…
— Они здесь, малыш. Я их пока прибрала. — Нари достала из кармана фартука цепочку и протянула Тобину.
Тобин бережно положил талисманы на ладонь. На венчавшей золотое кольцо печати из черного камня было вырезано изображение дуба — символ Атийона, великого владения, отныне принадлежавшего Тобину и которого он никогда не видел.
Второе кольцо было свадебным подарком маме от отца. Изящная оправа из венка крошечных золотых листочков поддерживала аметист с вырезанными на нем искусной рукой ювелира профилями молодых родителей Тобина. Он часами рассматривал этот портрет; никогда Тобин не видел родителей такими счастливыми…
— Где ты его нашел? — мягко спросила волшебница.
— В норе под деревом.
— Под каким деревом?
— Сухой орех на заднем дворе дома моей матери в Эро. — Тобин поднял голову и обнаружил, что волшебница внимательно смотрит на него. — Тот, что рядом с летней кухней.
— Ах да. Там Аркониэль похоронил твоего брата.
«А моя мать и Лхел его выкопали, — подумал Тобин. — Наверное, тогда она и потеряла кольцо…»
— Мои родители знали, что ты со мной сделала?
Он заметил, как Айя бросила короткий взгляд на Нари, прежде чем ответить.
— Да. Они знали.
Сердце Тобина упало.
— И они тебе позволили?
— Еще до твоего рождения твой отец просил меня о защите. Он понял слова оракула и повиновался им без раздумий. Я уверена, он рассказывал тебе о предсказании, полученном королем Фелатимосом от оракула.
— Да.
Айя немного помолчала.
— Но для твоей матери все выглядело иначе. Она не была слишком сильным человеком, а роды проходили очень трудно… И она так и не смогла смириться со смертью твоего брата.
Тобин судорожно сглотнул, прежде чем смог задать вопрос:
— Так она поэтому меня ненавидела?
— Она никогда не испытывала к тебе ненависти, малыш. Никогда! — Нари прижала руку к сердцу. — Просто у нее помутился рассудок, вот и все.
— Пожалуй, на сегодня довольно, — сказала Айя. — Тобин, ты был очень болен и проспал два дня.
— Два? — Тобин посмотрел в окно. Сюда его привел молодой месяц; теперь луна распухла почти до половины. — А какой сегодня день?
— Двадцать первое эразина, малыш. Ты проспал свой день рождения, — сказала Нари. — Я велю поварихе испечь медовое печенье к завтрашнему ужину.
Тобин недоверчиво покачал головой, все еще глядя на луну.
— Я… я был в лесу. Кто принес меня в замок?
— Фарин появился невесть откуда, держа тебя на руках, а следом за ним Аркониэль нес беднягу Ки, — сказала Нари. — Перепугали меня чуть не до смерти, как в тот день, когда твой отец принес тебя…
— Ки? — Голова Тобина пошла кругом от нахлынувших воспоминаний. В своих горячечных видениях Тобин поднимался в воздух над дубом Лхел и оглядывался по сторонам, ища, за что бы зацепиться. И он видел что-то в лесу, рядом с источником, лежавшее на сухой листве… — Нет, Ки остался в Эро, в безопасности. Я был осторожен.
Но холодный комок страха уже возник в животе, и он поднимался к сердцу. Во сне именно Ки лежал на земле, а рядом с ним плакал Аркониэль.
— Он привез куклу, да? Вот почему он погнался за мной…
— Да, малыш.
— Значит, это был не сон… Но почему Аркониэль плакал?