«Война!» — подумал Аркониэль, увидев наконец первый намек на взаимосвязь событий.
Когда Аркониэль вернулся с потрепанной кожаной сумой, Айя увидела, как вдруг расширились глаза Ранаи.
— Запечатай комнату, Айя, — чуть слышно проговорила она.
Айя произнесла заклинание, запечатывающее спальню от шпионских глаз и ушей, и лишь потом забрала сумку у Аркониэля. Развязав туго затянутые шнурки, она извлекла на свет чашу, завернутую в шелковую ткань, и стала медленно и осторожно раскрывать сверток. Колдовские чары вспыхивали и потрескивали в свете лампы.
Сняв последний слой шелка, Айя задержала дыхание. Неважно, сколько раз она держала в руках эту простую, грубой работы вещь, — недобрые токи, исходящие от чаши, всегда потрясали ее. Для тех, кто не родился волшебником, этот кусок глины выглядел не чем иным, как обыкновенной плошкой нищею, она не была покрыта глазурью и плохо обожжена. Но ее учителя Агазара вмиг охватывали тошнота и головокружение, стоило ему коснуться чаши. У Аркониэля начиналась нестерпимая головная боль и тело трясло как в лихорадке. Сама Айя чувствовала рядом с чашей чудовищную вонь, исходящую от разложившегося, сгнившего трупа.
Айя с опасением взглянула на Ранаи, не зная, как подействует чаша на ослабевшую женщину.
Но старая волшебница как будто обрела новые силы. Подняв руку, она начертила в воздухе защитный знак, а потом неуверенно потянулась к Айе, словно желая взять чашу.
— Да, можно не сомневаться, это она, — прошептала Ранаи, опуская руку.
— Откуда ты о ней знаешь? — спросил Аркониэль.
— Я была ее хранительницей, одной из шести… Я увидела достаточно, Айя. Убери ее. — Она откинулась на подушки и глубоко вздохнула и, пока проклятая вещь не была тщательно завернута снова, не произнесла ни звука. — Ты правильно поняла смысл слов оракула, хотя у тебя и нет знания… оно было утрачено, когда твой учитель умер, — сказала она наконец Айе.
— Не понимаю, — вмешался Аркониэль. — Я никогда не слышал о других хранителях. Кто эти шестеро?
Ранаи закрыла глаза.
— Все они умерли, кроме меня. Я бы и не открылась твоей наставнице, но, когда увидела, что чаши при ней нет, я испугалась. Могло случиться самое худшее. Вы должны простить слабость старой женщины. Возможно, если бы я заговорила, когда вы приехали в Илани несколько лет назад…
Айя сжала в ладонях узловатую руку Ранаи.
— Не думай об этом. Я знаю, какие клятвы ты приносила. Но теперь мы здесь, и ты видела чашу. Что ты должна нам сказать?
Ранаи посмотрела на них по очереди.
— Лишь один хранитель может обладать тайной, Айя. Но ты передала ношу этому мальчику. И то, что я должна сказать, может услышать только он.
— Нет, она просто оставила у меня сумку на время. Настоящий хранитель — Айя, — пояснил Аркониэль.
— Нет. Она передала чашу.
— Тогда я ее верну!
— Ты не можешь. Светоносный направлял ее руку, знала она об этом или нет. Теперь хранитель — ты, Аркониэль, и то, что я должна рассказать, предназначено только для тебя.
Айя вспомнила загадочные слова афранского оракула: «Это — семя, которое должно быть полито кровью. Но ты заглядываешь слишком далеко».И подумала о видении, посетившем ее в тот день, — видении белого дворца, полного волшебников, но дворец этот был далеко, и из окна его башни на нее смотрел Аркониэль.
— Она права, Аркониэль. Оставайся. — Не в силах взглянуть на них, Айя поспешно вышла.
Дверь за ней захлопнулась, запечатанная ее собственной магией, и Айя сползла на пол, прижавшись спиной к стене, и наконец перестала сдерживать горькие слезы. Только теперь она поняла загадочные слова младенца-демона, давно преследовавшие ее:
«Ты не войдешь».
Аркониэль проводил Айю недоверчивым взглядом, потом снова повернулся к чуть живому существу, лежавшему в постели. Отвращение, испытанное им при первой их встрече, снова нахлынуло на него.
— Сядь, пожалуйста, — прошелестела Ранаи. — То, что я скажу тебе сейчас, — это знание, утраченное со смертью Агазара. Айя действовала по неведению. Ее вины в этом нет, но все должно быть сделано по правилам. Поклянись мне, Аркониэль, как клялись все хранители до тебя, поклянись своими руками, сердцем и глазами, и Светом Иллиора, и кровью Ауры, что течет в твоих венах, что ты примешь на себя все обязанности хранителя и что ты, как хранитель, замкнешь все услышанное от меня в своем сердце до тех пор, пока не передашь эту ношу своему преемнику. Что будешь всей своей жизнью защищать эти тайны и никому не позволишь добраться до них. Никому, ты понял меня? Ни другу, ни врагу, ни волшебнику, ни рожденному без дара, ни мужчине, ни женщине, ни ребенку. Дай мне руки и поклянись. Я узнаю, если ты солжешь.
— Тайна и смерть. Это все, что нужно от меня Светоносному?
— Многое потребуется от тебя, Аркониэль, но ничто не будет столь священным, как это. Айя поймет твое молчание.
Аркониэль видел горечь в глазах Айи и понимал, что Ранаи говорит правду.
— Хорошо, — кивнул он. Взяв Ранаи за руки, он наклонил голову. — Я клянусь руками, сердцем и глазами, клянусь Светом Иллиора и кровью Ауры в моих венах, что выполню все, что потребуется от меня как от хранителя, и не передам тайны, что доверишь мне ты, никому, кроме моего преемника.
Волна изначальной силы пронеслась через их соединенные руки, наполнив все его существо. Это было похоже на удар молнии. Казалось невозможным, чтобы истерзанное тело Ранаи все еще содержало в себе подобную мощь, но когда взрыв миновал, оба они задыхались.
Ранаи грустно и торжественно посмотрела на Аркониэля.
— Теперь ты настоящий хранитель, более доверенный, чем твоя наставница или даже ее учитель. Ты последний из тех шести, что несли в себе тайну. Все остальные потерпели неудачу или сложили свою ношу.
— А ты?
Она подняла руку, коснулась изуродованной щеки и скривилась.
— Вот цена, которую я заплатила за свою небрежность. Но позволь мне говорить, силы покидают меня. Величайшим чародеем Второй Орески был мастер Рейнес из Вивернуса. Именно он собрал волшебников Скалы под знамена королевы Герилейн, и он возглавлял тех, кто в конце концов разбил Ватарну. Ты знаешь это слово?
Аркониэль кивнул.
— Это пленимарское слово, означает «избранный».
— Избранный… — Глаза старой женщины теперь были закрыты, она говорила совсем тихо, и Аркониэлю пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать ее. — Ватарна был великим полководцем, и некроманты избрали его, чтобы превратить в сосуд для их черного бога Сериамайуса.
Ранаи все еще держала Аркониэля за правую руку, так что ему пришлось сделать охраняющий знак левой. Даже жрецы не решались произносить вслух имя страшного бога некромантов.
— Разве такое возможно?
— Они выковали шлем, и тот, кто носил его, тот самый Ватарна, стал земным вместилищем для их бога. Это случилось не сразу, благодарение Четверке, но постепенно, хотя даже первоначальный облик был ужасен.
Шлем был закончен, и генерал надел его. Мастер Рейнес нашел его как раз вовремя. Сотни волшебников и воинов пали в том сражении, но шлем все же удалось захватить. Рейнес и самые могущественные чародеи из тех, что еще остались в живых, сумели его сломать. Но прежде чем они сумели добиться большего, пленимарцы снова пошли в атаку. Лишь Рейнесу удалось бежать, и только с шестью кусками шлема. Он так и не сказал никому, сколько всего было обломков. А на те, что попали к нему, он наложил чары, меняющие облик, завернул их, как завернут этот твой обломок, и положил в темный шатер. Потом он выбрал нас шестерых — волшебников, не принимавших участия в предыдущих ритуалах, — и приказал войти туда по очереди. Мы должны были взять сверток, который первым попадется нам под руки в темноте, а потом незаметно уйти. Необходимо было любой ценой разбросать осколки шлема и надежно спрятать. Никто, даже сам Рейнес, не должен был знать, где они.