— Твоя мистрис не говорила, зачем она решила нас собрать, но если она хочет выступить против этих мерзавцев в белых балахонах, я встану рядом с ней, — заявил Колин, когда они с Аркониэлем после ужина уселись в холле. Было еще слишком жарко даже для того, чтобы зажечь хотя бы свечу, поэтому они обошлись светом огненного шарика, который Аркониэль бросил в пустой очаг.
Повариха постелила для мальчика наверху, но Витнир молча отказался спать отдельно от наставника. Аркониэль вообще за весь день не слышал от него ни слова.
Колин печально посмотрел на ребенка — свернувшись клубочком, он спал прямо на устланном камышом полу.
— Бедный парнишка. В последние месяцы у него были причины не доверять незнакомым.
— А что случилось?
— Мы были в Диммертоне, это за Нифином. Остановились там в маленькой гостинице, надеялись заработать на ужин. Один молодой парень заинтересовался моими фокусами и предложил мне кувшин доброго вина. — Руки Колина, лежавшие на коленях, гневно сжались в кулаки. — Вино было крепким, да еще в него что-то подсыпали, потому что на следующее утро я узнал, что наболтал лишнего об оракуле Афры и о том, что считаю короля виновным в нашествии чумы. Но сам я ничего этого не помню. А тот тип со мной соглашался, и мы расстались друзьями, но в ту же ночь горничная разбудила меня и сказала, что целая толпа народу идет к гостинице, чтобы схватить меня, и лучше бы нам с мальчиком бежать. Я был не настолько одурманен, чтобы не разогнать банду пьяных выродков, но кто их вел, кто подстрекал? Не кто иной, как мой собутыльник! Только теперь он был одет в балахон Гончих. Благодарение Свету, из Гончих он был один, но успел оставить мне вот эту метку, прежде чем нам удалось бежать. — Колин закатал рукав и показал Аркониэлю свежий длинный шрам на предплечье.
Сердце Аркониэля упало.
— Ты ему говорил что-нибудь о видениях?
— Нет, это запрятано в самой глубине моего сердца. Только ты и Айя слышали от меня о… — Колин замолчал и настороженно огляделся по сторонам. — О ней. — Он опустил рукав и вздохнул. — Ну и для чего мы сюда пришли? Мы тут не настолько далеко от Эро, чтобы Гончие не смогли нас найти.
— Я не знаю, — признался Аркониэль. — Думаю, мы должны пока просто ждать и помогать друг другу.
Колин ничего не ответил, но по отстраненному взгляду волшебника Аркониэль понял, что его слова не слишком убедили гостя.
Позже, сидя у окна и глядя на отражение луны в реке, Аркониэль размышлял о событиях дня. Ведь Колин почти успел спуститься с холма к замку, прежде чем кто-либо его заметил. В тот день, когда солдаты Оруна явились за Тобином, единственным сигналом об их прибытии было облако пыли; поднявшееся над деревьями, — но и это дало им некоторое время для подготовки. Теперь Тобина здесь не было, и он явно обленился.
Однако поводов для бдительности у него стало намного больше. Предоставлять укрытие волшебникам, сбежавшим от королевских Гончих, было куда опаснее, чем охранять ребенка, которого пока никто особенно не разыскивал.
Глава 26
Несколько недель после казни никто из компаньонов не осмеливался заговорить о приступе ярости короля или о том, что он убил связанного человека мечом Герилейн. А вот обморок Тобина обсуждали все.
Король был взбешен, что член его семьи испортил особое событие таким проявлением слабости. Ки оказался достаточно проворен, чтобы не дать Тобину упасть с коня, хотя тот был близок к этому. Впрочем, к тому моменту, когда оруженосец поддержал Тобина, он уже и сам почти опомнился, однако окружающие все видели, и на честь рода легло позорное пятно. На следующий день во дворце только об этом и говорили, пусть даже вполголоса.
Более доброжелательные сплетники объясняли случившееся юностью Тобина и тем, что он воспитывался в деревенском уединении; другие не были столь великодушны. И хотя никто из компаньонов не решался открыто дразнить Тобина или сказать ему что-либо в присутствии Корина, Ки не раз и не два замечал, как Албен с приятелями за спиной Тобина изображали его девичий обморок.
Но хуже всего для Ки было то, что Тобин даже с ним ни словом не обмолвился о происшествии. Впрочем, Ки тоже не проявлял любопытства, понимая смущение друга. В конце концов, его самого чуть не стошнило — казнь не самое приятное зрелище.
«Лучше вообще ничего не говорить и поскорее забыть обо всем», — убеждал себя Ки.
Через несколько недель после казни они с Тобином как раз подошли к дверям обеденного зала, когда изнутри донесся обрывок разговора, заставивший Ки внутренне сжаться.
— А помните, как он воспринял смерть лорда Оруна?
Это был голос Албена, злобный, как всегда. И можно было не сомневаться в том, кто его собеседники.
Тобин остановился перед дверью и, прижавшись к стене, вслушался. Ки хотелось увести друга, пока тот не услышал лишнего, но он знал, что не стоит и пытаться. Тобин страшно побледнел. С того места, где стоял Ки, ему была видна половина комнаты; уже подходили люди. Албен сидел за длинным столом, чуть наклонившись к Зуштре и Урманису. Корина и Калиэля наверняка поблизости не было, сообразил Ки, иначе бы Албен не осмелился так говорить о Тобине.
— Ну и что с того? — проворчал Зуштра, и Ки слегка воспрянул духом: Зуштра мог быть грубым, но обычно он бывал справедлив. Но его последующие слова сразу убили все добрые чувства Ки к нему. — А вот если он не может вынести зрелища казни кучки предателей, заслуживших смерть, то какой будет от него толк на поле битвы?
Это было уже слишком. Сжав кулаки, Ки ворвался в зал.
— Эй, закрой свой рот! — зарычал он, не думая о том, что перед ним лорды, а он всего лишь оруженосец. Он должен был заставить их замолчать до того, как они наговорили слишком много.
Однако когда он оглянулся, Тобин уже исчез.
Зуштра выглядел слегка смущенным, но остальные захохотали, как будто Ки отмочил отличную шутку.
Однако вскоре о слабости Тобина судачить перестали, поскольку возникли новые слухи и более серьезные опасения.
Несмотря на то что в Атийоне Эриус обнадежил компаньонов, он по-прежнему отказывался посылать их на битву. А донесения о нападении разбойников на деревни и о пиратах, бесчинствующих на островах вдоль побережья, приходили почти каждый день. Однако лето близилось к концу, а Эриус и не думал откликаться на мольбы сына дать ему возможность испытать себя в настоящем деле.
Возможно, именно из-за этого старшие юноши стали все чаще искать развлечений в нижнем городе — и зачинщиком, как обычно, был Корин.
Возвращение короля никак не повлияло ни на пьянство принца, ни на его страсть к низменным удовольствиям. Никидес, осведомитель компаньонов по части придворных тайн, сообщил, что в ответ на доклад Пориона Эриус подмигнул и сказал: «Да пусть разбрасывает свое семя, пока может!»
И судя по тому, как часто Танилу приходилось ночевать в обеденном зале или в нише для оруженосца в комнате Тобина, Корину было что сеять, и со временем его семена дали ростки. Еще несколько горничных забеременели, но их тут же удалили из дворца. А уж сколько бастардов Корин мог произвести от портовых шлюх, вообще никто не знал, по крайней мере никто из компаньонов.
Несмотря на постыдный случай во время казни, отношение Корина к двоюродному брату ничуть не изменилось; и тем не менее старшие юноши все чаще стали оставлять мальчиков во дворце, когда сами отправлялись на поиски ночных приключений.
Даже если Тобин и замечал растущую отстраненность, он не показывал своего беспокойства даже Ки. На смену лету пришла прохладная осень, а Тобин с друзьями все так же продолжали втайне тренироваться на мечах — с Аренгилом и воинственными подружками Уны.
Иной раз девочек собиралась целая дюжина, хотя Ки был уверен, что большинству из них просто нравится надевать мужскую одежду и делать что-то тайком. Только Уна, Калис и еще одна девочка, которую звали Силани, действительно достигли немалых успехов.