- Конечно же, — смиренно и с показным благоговением промолвил Мукдэн.
- Замечательно. Больше не смею вас задерживать.
- Благодарю за предоставленное мне время, — собеседник сиккэна быстро откланялся.
Несмотря на жесткий курс беседы, она доставила Сумиёси определенное удовлетворение. Бездействие Джамухи по–прежнему раздражало сиккэна, а в особенности то, что поверенный не только не мог контролировать развитие ситуации в Хаясо и прилегающих районах, но и не слишком пытался вникнуть в отголоски этих событий, происходящие уже в границах Золотого Дворца. Думать, что это происходит намеренно, у Тэна не было оснований, хотя Всезнающее Око Императора уже получил соответствующие распоряжения повнимательнее изучить деятельность дипломатического совета, в котором состоял Мукдэн. Сиккэн искренне надеялся, что поскольку проблемы, державшие Джамуху при дворе, успешно разрешились, то теперь он начнет исправлять свои упущения, и Сумиёси недвусмысленно указал ему на то, с чего стоит начать. Прозрачный намек на личный интерес Императора к действиям Ханя должен был так же дать понять поверенному, что этому тайпэну не следует вставлять палки в колеса, чем бы он ни занимался. Во всяком случае, пока этот полководец пользуется популярностью на женской половине Дворца, что в свою очередь прямо влияет на предпочтения самого Избранника Неба.
Удар в бронзовый гонг оповестил всех о начале церемонии. Сумиёси поспешил в зал и занял свое место у подножия нефритовой пирамиды, склонившись в нижайшем поклоне. Несмотря на свой статус и титул, несмотря на всю силу и власть, сосредоточенную в его руках, Тэн был лишь простым чиновником, лишенным всяческих благ и привилегий, превышающих право простого поданного, и никогда не забывал об этом.
Единый Правитель опустился на холодный камень, давно уже ставший величайшим символом самого могущественного государства известного мира, и замер, становясь частью картины, веками внушавшей людям страх и почтение. Небрежным движением пальцев Император приказал начинать, и расторопные слуги распахнули двери большой приемной, впуская ожидающих там гостей. Двенадцать воевод народа айтов в роскошных доспехах, отделанных янтарем и моржовой костью, и четверо вождей в скромных имперских каймон, украшенных мехом ирбисов и песцов, один за другим входили в тронный зал и замирали напротив нефритовой пирамиды. Двенадцать мечей, изготовленных лучшими придворными оружейниками, и четыре гербовых знака, над которыми трудились известнейшие ювелирные мастерские Хэйан–кё, уже дожидались своего часа. Тайпэнто Мори сделал шаг вперед, чтобы первым приветствовать новых вассалов Империи и сообщить им о благоволении своего повелителя. А вскоре, слова клятв, известные всем собравшимся, вновь зазвучали под этими сводами, в который раз подтверждая могущество и силу Нефритового трона.
Из–за травм лекари запретили Ли тренироваться, и даже дыхательная гимнастика, по волне очевидным причинам, была исключена из привычного распорядка дня молодого тайпэна. Один из врачевателей постоянно следовал за ним, не полагаясь на здравомыслие больного, особенно после того, как тот все–таки попытался в первый же день прокатиться на лошади вокруг постоялого двора. Доступными для Ханя оставались теперь лишь каллиграфия, чтение и поединки в каргёцу, до которых оказались весьма охочи Кара Канг и местный управляющий Тэй Мэнг.
Таката очнулась первой на третий день после разгрома, учиненного наемника в «Пурпурном лотосе», когда весь остальной Сиань по–прежнему бурно обсуждал события той ночи, множа слухи и версии случившегося. Едва слуга сообщил об этом, Ли буквально выскочил из покоев императорского посла, бросив не доигранную партию и рассыпаясь в извинениях. Когда Хань возник на пороге спальни, мертвый демон, заметив его, успокоительно улыбнулась.
- Не торопись ты так, — усмехнулась Таката болезненно тихим голосом, глядя на взволнованное выражение лица императорского полководца. — А то еще набегу всю свою костяную труху просыплешь, да позабудешь где.