— Одежда сковывает мои движения — отвечает Тайра: — тут ничего такого. Это логика.
— Мы в социуме живем, а не в лесу — закатывает глаза старейшина: — хотя и в Лесу конечно тоже, но мы, люди — всегда вместе держимся. И у нас принято срам свой прикрывать, а у тебя — его всем демонстрировать!
— Ты чего такой наглый? — спрашивает чужак у старейшины: — я вот сейчас тебя этим самым ножичком…
— Ничего ты мне не сделаешь — криво усмехается старейшина и бросает быстрый взгляд на Тайру: — если она меня еще не убила, значит у нее на то основания есть. И если я и умру тут, то не от твоей руки. И… смерти я не боюсь, святым я не был, но и учение не нарушал. Да и пожил я уже, чего уж там. Самого страшного не случилось, Тайра в состоянии себя контролировать… значит катастрофы не случилось. А что дальше будет… то одному Богу ведомо. Потому и предлагаю соглашение, Тайра Охотница на Тварей.
— Какое соглашение? — спрашивает она. Тайра знает, что она все еще сердита на Ларса, но выслушать его стоит.
— Ты убиваешь меня и не трогаешь остальное поселение — говорит Ларс: — они и правда не знали. Для них ты просто странная девушка с необычными способностями, которая раз в год теряет память и заново обучается всему. Они… некоторые видели тебя с самого детства и привыкли к тебе. Они доверяют тебе, гордятся тобой, некоторые — влюблены в тебя. Есть конечно парочка клуш, которые тебя терпеть не могут, но они — люди. Они несовершенны. Потому если ты все еще хочешь забрать чью-то жизнь, то забери мою. О тебе знал только я и старина Гром. Был еще Тот, но он уже давно умер. Впрочем… я могу сказать, где его могила — на случай, если тебе необходимо поглумится над останками. — старейшина переводит дыхание.
Тишина. Тайра знает, что она не будет убивать никого в поселении. И не потому, что Кодекс ей запрещает. Она уже поняла, что Кодекс говорит одно для Ларса и совершенно другое для нее. Что Ларс и старина Гром — не считали ее равной себе и что запреты — могут быть проигнорированы. Количество людей в поселении, расположение их жилищ, привычные занятия… она могла бы сделать это, но не станет. Почему? Что останавливает ее? Очередное программное ограничение?
— А потом ты и твой чужак — соберете свои вещи и уйдете из поселения. Только… тела сперва спрячь. Мое и Грома. Я бы хотел подобающее погребение, но если люди узнают что это ты меня убила — они испугаются. А у нас и так забот хватает…
Тайра смотрит на старейшину Ларса и думает, что ей необходимо проверить пределы своих возможностей. Ей очень не понравилось быть парализованной. Она — имеет право не подчиняться Кодексу. Не подчиняться старейшине. Не подчиняться никому. Но… если она никому не подчиняется, то что она будет делать? Этот вопрос вдруг встал перед ней во всей его красоте. Что она должна делать? Раньше все было понятно — она вставала рано, ни свет ни заря, помогала Айне с ее поросятами, таскала траву для куриц, помогала с изгородью, а потом — уходила на патрулирование. К обеду возвращалась с оленем или иной дичью на плече. Раньше в ее действиях был смысл. Она помогала, защищала, уберегала и утешала. Старине Грому — с его кузницей, трещотке Айне — с ее поросятами и грибной настойкой, которая настаивалась в тяжелых флягах и которые сама Айна поднять не могла. Деве Секиры Глэйдис — в ее упражнениях с молодыми воинами и охотниками, старейшине Ларсу — в подготовке к празднику… много кому. Много с чем. Даже обряды Плодородия иногда с воинами проводила, потому как ее очень об этом просили, а она не привыкла отказывать на пустом месте.
Но сейчас? Быстрый анализ подсказывал ей, что сам старейшина, да и все поселение с высокой степенью вероятности — изменят статус на «нейтральный», если не на «враждебный». Нейтральный статус будет означать что Тайра и поселковые отныне хоть и знакомые, но все же чужие. А враждебный… враждебный статус подразумевал полную зачистку поселения. Откуда-то в ней были знания как именно. И даже внутренний счетчик, готовый запуститься.
Она переводит взгляд на старейшину. Правильно, он сейчас будет торговаться, предлагать, выкручиваться, обманывать. Она знает, что он врет. И будет продолжать врать. На мгновение силуэт Ларса в ее глазах — окрасился в красный цвет. Статус — враждебный. Вспыхнул счетчик на краю сознания — красная же единица. Инстинкт подсказывал ей что делать — короткий шаг и удар в горло сжатыми пальцами руки. Или — основанием ладони в переносицу. Понять ногу и опустить ее на затылок. Проломить грудную клетку. В зависимости от необходимой степени болезненности и времени агонии. Сколько ей надо, чтобы Ларс прожил, корчась от боли? Мгновенно? Тогда — переносица, висок, затылок. Медленно? Грудная клетка, почки, солнечное сплетение. Оставить калекой? Локти, колени, позвоночник…
— Я… я не буду тебя убивать, Старейшина — склоняет голову Тайра, побеждая что-то глубоко внутри ее: — ты не сделал ничего неправильного. Ты заботился о поселении и даже сейчас — продолжаешь о нем заботиться. Я принимаю твое соглашение, я и чужак — уйдем из поселения. Вот только ты останешься в живых. Кто иначе позаботиться о трещотке Айне и ее любимых поросятах? Да и молодежь в последнее время стала сильно грибной настойкой злоупотреблять. Ты нужен им.
— Вот как? — Ларс внимательно смотрит на нее и вздыхает: — видать неправ я был насчет тебя. То-то старый Гром порадовался бы… кабы жив был.
— Жалко, что он умер. — соглашается с ним Тайра: — он был хорошим человеком.
— И как тебя такую наивную еще Твари не сожрали — говорит чужак: — проснись! Они тут тебя эксплуатируют как корову какую-то — и доят и в лес за Тварями гоняют, а эти два старых извращенца еще и трахают! Ты… ты как…
— Прекрати оскорблять Тайру! — повышает голос старейшина: — ты и жив-то только ее милостью! Она… да, мы очень зависим от ее помощи. Но она всегда была равной… нет, даже скорее выше всех прочих. Охотница на Тварей — такой титул просто так не дают. И если кто и заслуживает наказания, кто и обращался с ней, как с… так это я и Гром. Но Гром мертв, а я — я предлагаю свою жизнь как виру за все. За оскорбления. За то, что этот чертов мальчишка Гром так и не смог преодолеть свою страсть к тебе и совершал обряды Плодородия с тобой без твоего ведома. Даже за древнего Тота, ведь это с него все и началось. Развяжи меня. — говорит он и Тайра без колебаний — освобождает его от веревок, несмотря на слабые протесты чужака. Тайра знает, что веревки на запястьях Ларса — всего лишь условность. Он ничего не сможет ей сделать даже будь у него в руках оружие. Любое оружие. На таком расстоянии она полностью контролирует обстановку. Ларс — кряхтит и потирает затекшие от веревок руки, разгоняя в них кровь.
— Тогда так — говорит он: — уходите незаметно, а в селении я скажу, что чужак убил Грома и убежал. А ты, Тайра — за ним в погоню ушла. А потом… дней через пять — организуем поисковый отряд за вами… да так и вернемся ни с чем. Пропали в Лесу.
— Приемлемо — кивает Тайра. Она не хотела расстраивать трещотку Айну, а если бы Айна узнала про старину Грома и все это — она неминуемо расстроилась бы.
— Хорошо. — старейшина, кряхтя — встал на ноги, подошел к лежащему на полу Грому и наклонился над ним. Вздохнул и положил руку ему на грудь.
— Спокойного посмертия тебе, старина — сказал он и его голос предательски дрогнул: — ты бы гордился Тайрой сейчас. Она… — он замолчал и некоторое время оставался так — на одном колене, положив руку на грудь мертвому Грому. Потом он встал и молча прошел к своему сиденью, которое между смешливой молодежью обзывали «троном». Приподнял сиденье. Надо же, подумала Тайра, у него там тайник, кто мы мог подумать.
— Вот. — сказал он и протянул ей продолговатый сверток: — это было с тобой, когда древний Тот нашел тебя. Гром считал, что это надо тебе отдать, но я полагал что это слишком опасно. Видимо я ошибался… да чего уж там. Бери. — Тайра осторожно разворачивает сверток и обнаруживает там — клинок. Непохожий ни на какой из клинков. Короткий, как нож, но с иссиня-голубым лезвием. Удобная рукоять. Никаких украшений, все очень просто, но в то же время — красиво и функционально. Она берет его в руку и клинок словно бы срастается с ее рукой в единое целое. Проверяя, она делает несколько взмахов и выпадов и воздух свистит, рассекаемый лезвием. Отличный клинок.