— Смеешься? — спрашивает у него барон. Как же, у его сюзерена перед боем руки трясутся, а еще дворянин в пятом поколении, бывший гвардеец Тринадцатого Имперского.
— Не смеюсь — отвечает сержант, облокотившись на камень поверх бойницы и вглядываясь в пустоши, в темную массу людей и животных на горизонте: — чему тут смеяться. Завтра к этому времени мы все уже свои кишки проветривать будем, чему тут радоваться. Смерть она всех уравнивает, будь ты барон или сержант. Или преступник беглый.
— Точно. — говорит барон, радуясь, что есть на что отвлечься мыслями: — твоя ж девка на стене висит с этим беглым. Пошли со мной, снимем. Все равно умирать, хоть порадуешься перед смертью.
— Пошли — кивает сержант, кинув последний взгляд на Орду: — насмотрюсь я на них еще…
И они идут темными переходами замковых коридоров, уже темнеет и одинокий факел в руке у сержанта разгоняет тьму. Их шаги глухо отдаются эхом среди каменных сводов и затихают вдали, факел бросает причудливые тени на стены. Чудны дела твои, господи, думает барон, вот еще несколько часов назад все было ясно и понятно, он — барон и дворянин, сержант — служивый человек, молодая да справная девка, что умом тронулась — в хозяйстве пригодится, не пускать же ее в Пустоши, там ее живо кочевники в оборот возьмут, будет она им детей рожать от всего племени, али в Западный Мо ее продадут, еще неизвестно что хуже. А так — осталась бы в замке, поженил бы он ее на сержанте, и старый вояка рад был бы. Да и сам иногда бы к ней спаленку пробирался, и обязанностей у нее не так много было бы, все-таки жена сержанта. Там глядишь и детки пошли бы… а если от него, от барона мальчик родился бы — так и сделал бы наследником ей-богу, не поглядел бы что бастард. Потому как порода у девки хорошая, по ней видно, все на месте, только головой малость скорбна, да то ничего, пацаны умом в отца обычно. Этого, который беглый — опустил бы на все четыре стороны, пусть идет куда хочет, пропадет ведь. Если не захотел бы идти — пусть бы и оставался, на Границе каждая пара рук на счету. Тем более — писарь. Ежели зла бы не затаил, то и управляющим можно сделать — а то старая Магда в последнее время сдавать стала, опять двух бочонков мальвазии недосчиталась… но это все было ровно до того мига, пока он своими глазами не увидел эту темную, кишащую массу на горизонте. Теперь они все тут равны. Потому что завтра все умрут. Может быть не все сразу, но те, кто выживут — позавидуют мертвым. Надо бы яду раздать тем, кто себя умертвить кинжалом не сможет — думает он, да откуда у него яд. У него в замке и алхимика то нету, последний вот лет пять как свинцовой водой отравился и слег, а потом и в царствие Небесное к Богу Императору отправился.
Вот и дверь в подземелье. Барон достает ключ, и сержант наклоняется с факелом, дабы скважину замочную осветить. Гремит и лязгает замок, и они входят в подземелье, в нос ударяет смрад, становится холодно. Сперва барон не понимает, что именно не так в картине его мировоззрения. Вроде все ж нормально, вот и его подземелье, вот и два узника — девушка и беглый. Вот только они должны быть к стене кандалами пристегнуты, а они в углу сидят и о чем-то говорят между собой, и руки у беглого светятся!
— Пресвятая Дева Александра! Колдун! — дергается за спиной сержант и он слышит тихое «вшууу» — этот звук ни с чем не перепутаешь, так звучит сталь клинка, когда его из ножен извлекают.
— Добрый вечер, господин барон — говорит девушка, поднимая свой взгляд и он видит, что ее глаза — светятся в темноте, как у кошки, отражая свет факела. Беглый, что сидит рядом (а должен был висеть в кандалах!) — тут же стряхивает свет с кончиков своих пальцев, гасит огоньки и выпрямляет спину.
— Ого! — говорит барон, у него в голове стремительно мелькают мысли. Колдун! Нет, не колдун этот беглый — у него же свет на пальцах был, значит все же магикус. Вот же хитрожопый, потому и идет совсем один в Лесу и никого не боится и одна девка слабоумная у него в товарищах — потому что магикус. Наверное высокого ранга, раз уж Магнус Ио его не распознал, тот завсегда рад с коллегами по цеху поболтать… а ежели Магнус Ио его не распознал, то значит у них разница в уровнях больше чем на три ранга должна быть… это что же получается, беглый у нас — магистр первой или второй степени, али вовсе — архимаг⁈
— Ну и ну — говорит он, чувствуя, что внутри у него вспыхивает огонек надежды. Архимаг! У него в подвале! Глядишь и продержимся против Орды, все же смотрит за ним Бог Император, своим всевидящим оком! Тут главное — уговорить его. В ножки упасть, если потребно. И конечно, никто его девку трогать не будет, тут он и сам может кого хочет выбрать… даже сержанта, если на то пошло.
— А я, честно говоря, вас снимать пришел. — кряхтя присаживается на скамейку барон и поворачивается к сержанту: — убери ты эту железку заточенную, дурень, еще порежешься. Не видишь — гости у нас важные. Руки не затекли? Не хотите вина, у меня и лирийское осталось… немного совсем. Мальвазия опять-таки. Столичные «Виноградные грозди», да только его тут кисляком называем. Медовуха есть, много медовухи. Ежели господин волшебник пожелает — то и девок каких найдем. Марженка та еще штучка и бедра у нее широкие и улыбается как деньгой одарила. Не пожалеете.
— Э… — говорит беглый магикус и кидает быстрый взгляд на свою девку. Он напряжен и насторожен, а это барону не нравится. Напряженный магикус в его подземелье — это плохо.
— Да не собирался я вас инквизиции сдавать — признается он: — шуточка была. Да, дурная. Вот, думал, посидите две-три свечи и… а тут нашествие, вот мы и задержались. Понимаю, что не шутят так с гостями, ну вы уж простите дурня. Честно говоря, все равно преступление вы совершили, когда Старую Молнию убили…
— Старого Грома — поправляет его беглый магикус и барон кивает.
— Старого Грома — исправляется он: — но у нас на Границе можно и глаза на это закрыть. О! А давайте я вам бумагу выпишу от Западных Врат Империи, что вы свое уже отсидели на рудниках мифрильных, а? А что? Четыре свечи в кандалах и все. Чисты перед законом и Империей!
— Это так работает? — удивляется девица и барон довольно ухмыляется. Кажись поймал он таки жилку. Хотят люди перед законом и миром чистыми быть, так он им эту возможность даст. В времена чрезвычайные, во время набега Орды, опасности всего Империума — имеет он право и в дворяне произвести и помилование оформить. Как раз сейчас такой случай.
— Один человек — четыре свечи в кандалах — говорит девица: — а я и не знала. Господин барон, мне надо еще тридцать две свечи провисеть. За восемь человек. О! А служители Церкви по какому тарифу идут?
— Пресвятая дева Александра — только и выдавил из себя сержант.
Глава 12
Глава 13
— Мне нравятся законы Приграничья — говорит Тайра и подставляет лицо легкому ночному ветерку.
— Еще бы тебе не нравились. Это не законы, а анархия какая-то — отвечает ей Сокранос: — что хотят, то и творят.
— Как господин барон там сказал — в случаях чрезвычайных возможны отклонения от буквы закона в сторону практическую. Кстати, они там на тебя большие надежды возлагают, а ты только Светлячка делать можешь…
— Да знаю я… — он смотрит в темноту, усеянную мириадами ярких точек. Сверху — это звезды. Снизу — это огни костров Орды. Их много. Слишком много. Про рейдеров и Орду Сокранос как-то читал в книге брата Бенедикта, но не так уж и много. Про то, что рейдеры называются рейдерами только в Ойкумене, а сами они себя иначе чем «Дети Равнины» не называют, про то, что на самом деле визжащие ездовые драконы — это хитроумные устройства, позволяющие скаутам рейдеров постоянно кружить вокруг медленно передвигающегося основного тела Орды с их домами на колесах, в которые были запряжены неповоротливые каплеобасы. Говорят, что ханский шатер стоит на ста восьми колесах, каждое из которых украшено сценами из мировой истории и что тот, у кого хватит духа приблизиться — может узнать больше откровений чем из свитков и гримуаров Императорской Сокровищницы Знаний, сиречь Библиотеки. Еще говорят, что ханский шатер передвигают не животные, а красивые рабыни из разных концов мира, и когда он выходит из шатра, то его взгляд услаждают изгибы женских тел. Но кроме этих ярких картинок про обнаженных девушек, запряженных в огромную колесницу — ничего больше в голове у Сокраноса не было. Когда Тайра узнала корень проблем Западных Врат Империи — то тут же запросила больше информации про Орду. К своему стыду и вящему разочарованию Сокранос не знал про рейдеров Орды практически ничего. Более того, как выяснилось, господин барон, его сержант и прочие в замке — были информированы примерно так же. От них Тайра узнала, что рейдеры захватывают в плен красивых девушек и сильных мужчин, что самые красивые девушки отправляются в Ханский Шатер, а самые сильные — становятся мамлюками, воинами-рабами. Что тех кто не такой красивый и не такой сильный — продают в Западном Мо, городе-республике, где процветает разврат и девушки ходят без одежды, совсем как Тайра, ужас как непристойно. Что кожа у рейдеров Пустошей — как темный мрамор, коричневая и с прожилками, что эту кожу даже нож не сразу берет, что они затачивают зубы, становясь похожими на Луо-Куба, которая пожирает младенцев, не посвященных Богу Императору. Что порой на Зубах Дракона, выступающих из неплодородной почвы пустошей — находят человеческие останки, высушенные безжалостным солнцем. Про то, что нет никого изобретательней кочевников в ремесле мучительной казни. Подрезать поджилки, повесить на костяных крючках, сварить в кипящем масле — на это рейдеры Пустошей были мастера. Варвары, одним словом, один вред от них. Однако и с ними рядом можно было сосуществовать — если не попадаться на пути Большой Миграции, пути по которому следует Орда. Есть такая рыбешка в Южном Море — пока движется — живет. Стоит остановится — умрет. Мясо типаринии деликатес, а пропадает оно быстро, и тамошние рыбаки изобрели способ сохранять рыбку живой как можно дольше — продевали проволоку через жабры и помещали в проточную воду… так и Орда — если остановится, то умрет. Редкая растительность Пустошей давала пропитание могучим каплеобасам и вертким стрыгам, они попросту сжирали все на своем пути, оставляя за собой лишь утрамбованную голую землю, покрытую экскрементами. И через год на этом месте снова начинала расти жесткая как проволока коричневая трава пустошей. Через два — она становилась выше. А через три года Орда возвращалась сюда снова. Поедая все на своем пути. Остановится на одном месте — значит умереть. Потому Орда двигается вдоль рек и только в одном месте она совершает большой переход через пустоши, на несколько дней оставаясь без источника воды. И потому за все время существования Орда никогда не приходила к стенам Западных Врат Империи — потому что в этом не было смысла.