Тинбо замолчал, потом пробормотал еле слышно:
– Но ведь отец Челисы смог…
Тайрин не ответила. При упоминании этого имени она притворялась глухой и немой.
На трех площадях Рилы раз в неделю проводились Громкие чтения. Артисты театра читали вслух книгу, и все, кто хотел, могли прийти послушать. Да, побежденным народам нельзя читать самим, но никакого вреда не будет, если они послушают, как им читают вслух правильные книги.
Чтения начинались после обеда и длились до самого вечера, артисты сменяли друг друга. Слушатели не расходились, пока книга не была прочитана. Сегодня были последние Громкие чтения перед зимой, когда подолгу сидеть на улице и слушать становилось слишком холодно.
– Опять про войну? – спросила Тайрин, усаживаясь между Тинбо и Лайпсом.
– Нет, сегодня вроде бы про детство Вандербута Третьего.
– О, я эту книгу перерисовывала! Интересная.
Лайпс посмотрел на нее внимательно.
– В смысле, картинки, – спохватилась Тайрин.
– Да? Мне показалось, какие-то слишком простые, у меня она есть, – сказал он.
– Зато перерисовывать легко.
Она сжала его ладонь, будто прося забыть ее слова о книге. «Может, признаться? Сказать, что я тоже умею читать, что я ничуть не хуже его!» Она смотрела ему в глаза, держала его за руку, и мысли ее путались и терялись. «Как-нибудь потом, – решила Тайрин. – Ведь даже Тинбо не знает. Надо сначала сказать ему». И она повернулась к брату. Он тоже смотрел на нее, ласково и весело. Не часто им читают интересные книжки!
Вокруг шуршали бумажными пакетами, доставая еду, будто пришли сюда есть, а не слушать. Тайрин привстала, пытаясь разглядеть, кто из артистов начнет чтение, но увидела только Челису и ее приятелей на ближайшей к помосту скамейке. И почему это книжникам достаются лучшие места? Они сами могут читать книги, Громкие чтения не дня них!
– Я купил яблочные дольки, – сказал Лайпс.
Актер уже вышел на сцену, открыл книгу. Они сидели довольно далеко, и слышно было плохо, так что Бьёке сердито шикнула, чтобы перестали болтать. Тогда Лайпс склонился к Тайрин и прошептал на ухо:
– А еще разноцветные леденцы, которые тебе понравились тогда.
От его шепота у нее по рукам побежали мурашки.
– Хочешь, расскажу тебе, что там будет в этой книжке? Все равно ведь ничего не слышно, – продолжал шептать Лайпс.
Тайрин чуть отодвинулась, посмотрела на него. Это было все равно что разговаривать при ней про театр, обсуждать премьеру. Он будто показывал ей сейчас, насколько он выше ее, насколько больше у него власти, прав и возможностей.
– Нет, – прошептала она. – Я хочу послушать, как читает артист. О чем книга, я и по картинкам знаю.
Лайпс улыбнулся, и она почти пожалела, что отказалась.
Тинбо сказал, когда они возвращались домой:
– Ты нравишься Саро.
– Что?! Не выдумывай.
– Правда, – кивнул Тинбо. – Я вижу, как он на тебя смотрит.
Тайрин посмеялась, но знала, что брат не врет. Она сама замечала, что улыбчивый сероглазый Саро чаще разговаривает с ней, чем с остальными, а когда шутит, всегда смотрит, как она отреагирует.
– Ты нравишься и Микасу.
– Прекрати, Тинбо! Тебя послушать, так в меня влюблена вся Рила.
– Не знаю насчет всей Рилы, но вот Лайпс точно влюблен.
Тинбо сиял, как круглая луна над их головами. Он был счастлив! Еще бы! Его обожаемый Лайпс и Тайрин вместе – просто мечта!
Тинбо забеспокоился.
– А ты?
Тайрин молчала.
– Тари, ты ведь тоже его любишь, да?
Тинбо остановился, взял ее за локоть, заглянул в глаза.
– Тари…
– Я не знаю, – выдохнула она в ответ и отвернулась.
После того как они впервые выбрались за стену, и она станцевала свой танец звездам, траве и друзьям под аккомпанемент камешков в руках брата, и Лайпс вышел из темноты и впервые взял ее за руку, она бы смогла не задумываясь ответить на вопрос Тинбо. «Да, да, да, конечно, я люблю его! Я люблю его больше жизни, он свет моих дней, он моя бессонница, я только и мечтаю, чтобы снова увидеть его голубые глаза в окаймлении черных ресниц, мне снятся его губы и руки, а на работе я жду не дождусь вечера, когда вы придете за нами и он мне улыбнется…» Да, так бы она сказала тогда, но сейчас, когда осень стучалась в окно дождями и ветром, когда листья унеслись вместе с птицами к теплому морю, когда по ночам хогты выползали из своих пещер, чтобы подбросить в небо самоцветы, которые превратятся в новые звезды, – сейчас она не знала, что ответить. Ей по-прежнему нравилось смотреть на Лайпса, он был самым красивым из всех людей, что ей встречались в жизни. Ей нравилось, когда он брал ее за руку, когда что-то шептал ей на ухо, когда угощал самым спелым персиком или долго смотрел в глаза. Но егошутки уже казались не остроумными, а скорее насмешливыми и даже глупыми. И гулять вдвоем было скучно и неловко. Она чувствовала: рядом с ней чужой человек. «Надо соединять судьбу с тем, кто тебе по-настоящему подходит», – вспомнила она слова самого Лайпса, переданные ей Тинбо. Но разве ей подходит Лайпс? Он не верит в хофоларские сказки, да и вообще ни в какие, он смеется над легендами и обычаями атуанцев, каесанов и других побежденных. Никогда в жизни она не сможет признаться ему, что умеет читать. «Если я стану его женой, мне разрешат научиться, – подумала она. – Женам книжников разрешают. И можно будет не скрывать, что я умею».