Было три часа ночи.
Мастера Гуту вели через весь город куда-то на окраину два очень вежливых человека. Со стороны, наверное, эту троицу можно было принять за приятелей, возвращающихся с затянувшейся вечеринки, если бы не некая схожесть скупых, заученных телодвижений его конвоиров. «Хорошо, что улицы безлюдны в этот час, – подумал Гута. – Не хватало еще, чтобы на меня глазели». Он шел и думал, что будет говорить на допросах.
«Отпустите их, – скажет он. – Я спровоцировал ее. Я научил ее читать и подсунул эту книгу. Ее семья ни о чем не догадывалась».
«Зачем?» – спросят они. И что ему ответить тогда? Как объяснить им, что он по-своему понимает слова великого Ригантэра, высеченные в зале Приветствий? Он убежден: нельзя лишать человека корней. Каждый человек должен знать, кто он, откуда и как жили его предки. Без этого все мы – безликая масса, серая, равнодушная, бесправная… Но говорить это им не имеет смысла. Он скажет им вот что. «Я влюбился, – скажет он, да, так и скажет, этому они поверят. – Она молодая и красивая, я одинок. Может, я даже женился бы на ней, а ведь женам книжников можно учиться читать. Не хотелось терять время, все-таки я уже не молод, – да, так и скажет. – Я уже не молод. И это я, и только я, рассказывал ей о Хофоларии». Но зачем? Они ведь спросят, не могут не спросить, это же самое главное, ключевое. Не книга их тревожит, о нет! Подумаешь, книга! Они их тысячами сожгли на костре тогда! Нет, они будут искать хофоларов, живых, настоящих хофоларов, тех, кто помнит, что он – хофолар. Лура говорил, по всей земле осталось едва ли больше сотни хофоларов – крупицы огромного, древнего, прекрасного народа. Если они начнут искать в Риле хофоларов, то найдут, конечно, найдут и истребят.
«Мой дед был хофоларом, – вот что скажет он им. Да, он совсем не похож на хофолара, но мало ли, кровь может смешаться по-всякому… они с Лурой родные братья, но разве похожи? Да, дед-хофолар, нет, лучше прадед, да, точно. – Прадед, он женился на риланке и осел здесь, но рассказывал моему отцу, а тот – мне о Хофоларии, мне было обидно, что хофоларов больше не осталось, я хотел, чтобы хоть кто-то знал о них, не важно кто. Я не думал, что мои истории увлекут молодую хэл-марку».
Гута стиснул зубы. Он будет врать так убедительно, как сможет, лишь бы они поверили, что семья Литтэр ни при чем. Ему было не очень страшно сейчас: он старый и он устал, а его частная библиотека… Надо сообщить Луре, уж он-то придумает, как спасти книги. А больше ему ничего и не надо. Пусть только не тронут Литтэров.
Когда проходили мимо башни Ветров, Гута поднял голову и увидел в окне силуэт брата. Гута вскинул руку, сжав пальцы в кулак – знак беды. «Спрячь мои книги, – молил этот кулак. – Спаси их и спасайся сам – беги из Рилы». Лура медленно кивнул.
Часть третья
Тайрин уходит
С этого времени он навсегда уверовал в единство по-настоящему мудрых людей со всеми прочими живыми существами, люди это или бессловесные твари, и в последовавшие годы скитаний немало усилий приложил к тому, чтобы научиться понимать тех, кто погружен в безмолвие, – глаза животных, полет птиц, величественные медлительные жесты деревьев.
Мы ни мертвы, ни живы – мы в пути.
Каждое же из различных имен
указывает лишь на какую-то одну сторону
его существования в какое-то определенное время.
Протаптыватель тропинок
Осень тронула кисточкой лес. Нарисовала на зеленых листьях желтую кайму и багряные пятна. Обметала золотистой пыльцой траву, рассыпала рыжие всполохи по лугу.
Над рекой невиданным белесым зверем ходил на мягких лапах туман, тыкался мокрой мордой в скалы, в стволы деревьев, валялся на полянах, оставляя в траве клочья росистой шерсти. Листья падали, и весь лес шуршал хрупкой музыкой. Пряный, сытный грибной дух плыл по лесу.
Тайрин неспешно шла в этом запахе, собирая с земли орехи, набивая ими карманы. Не с кем поделиться. Родителям нельзя говорить, что она выходит за стену. Тинбо ее предал. Угостить Элту, который просто порадуется, не задавая вопросов, да потолочь в ступке, чтобы покормить беззубую бабушку. Как опустел их дом! Да и в мастерской тоска. Девочки заняты своими делами, им не до нее. Си нет. Исчезла, растворилась, пропала, и с каждым днем Тайрин все больше сомневается, была ли? Может, она просто привиделась ей? Но в дупле дерева хранится книга, которую Тайрин так и не вернула Джангли. И уже никогда не вернет: у нее нет волшебных палочек, открывающих любые замки, а еще – она не решится пойти туда без Си. Джангли запросто убьет ее за то, что задержала книгу. «У меня есть своя книга теперь. Украденная поневоле. Необыкновенная. Научившая меня танцевать и чувствовать воздух и землю». У Тайрин был выходной, и она решила бродить здесь до вечера, чтобы сбросить морок последних четырех книг, которые она перерисовывала и которые исправляла.