Здесь остались домá. Разбитые, сожженные, с содранными, обвалившимися, обгоревшими крышами, пустыми окнами, они стояли, как полусгнившие пни очень старых деревьев. Почерневшие, заросшие мхом и плющом, они все-таки оставались домами. Тайрин обошла их все. Она гладила стены, заходила внутрь, будто искала какие-то следы. Она прекрасно понимала, что это пусть и большая, но всего лишь одна из деревень, может быть, даже совсем не та, в которой выросла ее бабушка или откуда был родом ее дед Тинбо. Хофолария растянулась от перевала Чок до хэл-марского леса. Но каждая из этих деревень – ее деревня.
Нэш сидел на камне и смотрел на озеро.
– Я не могу уйти так быстро, – сказала Тайрин, подходя к нему. – Я всю жизнь мечтала здесь оказаться и не верила, что это возможно. Всю жизнь у меня были только прямые каменные улицы Рилы да бабушкины сказки про Хофоларию. Нэш!
– Нам надо торопиться.
– Одну ночь! Прошу тебя!
– Тайрин…
– Я устала! У меня развалились ботинки, я натерла мозоли! Я не могу больше идти! Мне надо отдохнуть!
Он посмотрел на нее, а потом на перевал Чок. Вздохнул и снял мешок.
– Одну ночь. Завтра на рассвете я иду дальше, а ты как хочешь.
– Спасибо! – Тайрин обняла его.
И почувствовала, как вспыхнули его щеки.
Она поспешно разомкнула объятия и пошла обследовать очередной дом.
В нем жило семейство сурков, они с любопытством уставились на нее. Тайрин протянула им руку. Но сурков она не заинтересовала – рука пахла травой и камнями, а этого у них и так полно.
Зато в следующем доме Тайрин нашла бубенчик на истлевшей веревке. Он был в половину ее ладони, тяжелый и не очень звонкий. Когда она оттерла грязь, на его боках проступил орнамент. Такой же, что был на мозаичных кусочках тропинки, такой же, что вышивают хофоларские женщины, когда слушают осенние сказки.
Пока Тайрин бродила по домам, представляя, как жили ее предки, Нэш обходил кругом Турье озеро. Тайрин выбрала дом для ночевки (просто потому, что у него сохранилось подобие крыши – плющ густо переплел остатки балок), прибралась там, как смогла, и села на пороге дома – поджидать Нэша.
Вот так, наверное, это и было. Мужчины охотились, пасли овец, рыбачили, а женщины вели хозяйство, растили детей, готовили еду… Вот так же сидели на пороге, смотрели на перевал Чок, переговариваясь с соседками и приглядывая за малышами. Она будто бы помнила это, хотя помнить не могла.
Вернулся Нэш. Он протянул Тайрин пару самодельных ботинок. Тайрин по узору на коже узнала змею.
– Ты убил змею? Разве змеи нам не равны?
– Я попросил прощения, – буркнул Нэш, отводя глаза.
– У змеи? Думаешь, ей от этого легче?
Он нахмурился, потом сказал очень серьезно:
– Мне пришлось выбрать – ты или змея. Я выбрал тебя. Поэтому я попросил у мира прощения, что теперь у него на одну змею меньше. И у змеи тоже – что возьму ее кожу и мясо.
– Я не буду есть змею!
– Больше все равно нечего, – пожал он плечами. – А выкидывать ее мясо – это убивать дважды. Это очень большое преступление перед миром.
Тайрин вздохнула. Натянула башмаки. Они были красивые и сидели как влитые.
– Как ты сумел сшить такие здесь?
– Мой отец сапожник, – сказал он. – Я вставил в подошву кору дерева мар. Она мягкая и прочная. Теперь ты не поранишь ноги.
– Спасибо, – сказала Тайрин по-атуански.
Нэш улыбнулся.
Ночью зарядил дождь. Он бил по тугим листьям плюща, но внутри дома пока было сухо. Нэш что-то проворчал во сне. Тайрин не спала. Ей казалось, что в темноте кто-то бродит вокруг их пристанища, кто-то ворочает камни, щиплет траву, заглядывает в окна. Бьюи ли это? Или одичавшие овцы? Она встала и вышла за порог.
Вся долина была прошита нитями дождя, будто платье богатой невесты. Светилось в этом серебре Турье озеро с круглым островом в центре. Горы будто сделали шаг навстречу друг другу, чтобы пошептаться в ночи или чтобы прикрыть от дождя долину. На двух из них уже лежал снег. «Зимой тут глубокие сугробы и ветер дует такой, что воду из озера приходится носить по полведра, потому что, если наливаешь полное, половину выдует ветер, – поняла или вспомнила Тайрин. – Зимой тафы подходят так близко, что матери прячут детей, а окна занавешивают домоткаными пестрыми одеялами. Хофолары любят все пестрое. В этом краю диких ветров, студеных зим, непроглядных ночей яркие шторы, половики и одежда лучше всего напоминают о лете. Ведь летом вся долина залита цветами, которые умудряются расти даже на камнях».