– Я тебя больше не увижу? – спросила Мия.
– Как знать? Мир большой, но дорог в нем немного. Уходи! Давай, детка, не трать время! Будет ужасно жалко, если тебя убьют при попытке к бегству!
Мия спрыгнула вниз, чтобы обнять ее. Это придало Марге сил. Будто все ее подруги – Бьёке, Аута, Си – вдруг оказались здесь в облике беловолосой девочки. И она сказала Мии на ухо:
– Я попрошу тебя кое о чем. Вдруг встретишь в своих скитаниях какого-нибудь хофолара, передай ему: пусть не отчаивается. Пусть знает, что я еще есть.
Мия заплакала. Марга приподняла ее лицо за подбородок, заглянула в глаза и заставила себя вспомнить перевал Чок, чтобы найти нужные слова:
– Думаешь, я сдохну здесь? Да ни за что! Нас, хофоларов, не так просто извести! Не печалься! Беги. Тулукты не любят ждать.
Мия ушла, растворилась в ночи, а Марга сидела у стены, еще чувствуя в руках тяжесть веревки, на которой только что спускалась Мия, и плакала. Больше не перед кем было притворяться сильной, храброй и взрослой.
– Я – Тайрин, – произнесла она, возвращая себе истинный облик.
Посмотрим, что скажут на это стражники.
Утром Тайрин повели на допрос. Была новая смена, и стражник только головой покачал, увидев Тайрин:
– Совсем уже, детей стали посылать с контрабандой. Училась бы ты в школе, девочка.
Тайрин фыркнула. Они что, издеваются? Или у них побежденным народам можно читать? Школа!
– А вторая где?
– Какая вторая? – приподняла брови Тайрин.
– В рапорте написано, что вас было трое: девочка, девушка и мужчина. Девочку и мужчину я вижу, куда делась девушка?
– Я не знаю, о ком вы говорите, – пожала плечами Тайрин. – Я ехала со своим братом домой, в Рионелу, нас остановили, затолкали в это жуткое место…
– Но-но-но! – прервал ее стражник. – Хватит врать! Мы уже наслушались этого твоего будто бы братца! Я начальник тюрьмы, и мне ты все расскажешь. Обыщите ее!
Два стражника кинулись к ней, и Тайрин чуть не вырвало от отвращения. Они забрали у нее и каплю, и камешек Лайпса.
– О! Надо же… колдовские предметы, да? Камешек-то больших денег стоит, не говоря уж об увеличительном стекле, их днем с огнем не сыщешь. Откуда они у тебя? Отвечай! – заорал начальник тюрьмы так, что на столе зазвенели стаканы.
Тайрин уставилась ему в лицо. Самые темные флигсы поднимались откуда-то из глубин ее сердца. Хватит! Никто не смеет орать на нее!
Начальник тюрьмы побагровел, захрипел и потянулся к стакану с водой, жадно выпил, но продолжал задыхаться. Тайрин смотрела на него.
– Прекрати! – хрипел тот.
«Что я делаю? – ужаснулась она. – Я же убью его так!»
Она зажмурилась.
– Уведите, – услышала она севший, измученный голос, и ее потащили обратно в камеру.
Ее бросили на холодный пол и побыстрее закрыли дверь. Тайрин отдышалась. «Мне конец, – подумала она. – Меня изуродуют, разрубят на куски и скормят собакам. Никто никогда не узнает, как закончилась моя жизнь. Даже Нэш».
Но за ней не пришли ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Она металась по узкой камере, кричала и звала, но никто не приходил к ней, а еду совали в окошко так быстро, что она не успевала даже слова сказать. Прошло много-много дней, прежде чем Тайрин поняла – ее больше никогда не выпустят из этой темной промозглой камеры.
Выстрел
Тайрин не знала, сколько времени прошло.
Она думала о Хофоларии, представляла, как отстроит заново один дом, потом второй, третий. Лес для крыш они будут возить из Хэл-Марии, конечно, а камней для стен у них так много, что хватит на десяток деревень. Она научится плавать или построит лодку, чтобы переплыть Турье озеро, она разведет овец и будет пасти их на лугах. Она будет прясть. Только эти мечты не давали сойти с ума.
Несколько раз Тайрин, встав на топчан, дотягивалась до окна и смотрела на улицу, глотала свежий воздух, но от этого становилось только хуже. Она стучала в стену, за которой сидел Нэш, но в ответ не слышала ни звука.
«Вдруг они увели его куда-нибудь? Вдруг повесили?» Она колотила в дверь, кричала, умоляла, плакала. Ей никто не отвечал. Однажды она схватила за руку стражника, что протянул ей в окошко миску с едой. Она хотела только узнать, что с ней будет и где Нэш, но стражник завопил как бешеный, бросил миску и убежал. Похлебка разлилась, Тайрин осталась без обеда.
В один из пасмурных зимних дней она сидела на полу и думала о белках. Она смотрела на узкое окно, за которым был воздух, была улица, была свобода. Окошко, в которое смогла выбраться Мия. Белки такие маленькие и проворные. Как легко было бы им добраться до окна, выпрыгнуть из него, пробежать по стене и юркнуть в окно соседней камеры. Какой спрос с белки? На долгое-долгое мгновение Тайрин стало больно во всем теле, но мгновение прошло, а юркая, по-зимнему серая белка выскочила в окно, оставив на полу темницы платье Тайрин.