— Для чего?
— Для фильма! — сказала Татьяна, обращаясь словно к дурочке. Я повернулась и пошла прочь.
— Простите, — снова сказала она, поравнявшись со мной.
Я увидела своего водителя и помахала ему. Он кивнул и вприпрыжку побежал к машине.
— Я неправильно веду себя, да? — спросила женщина.
При более близком рассмотрении я увидела, что Татьяна моложе, чем мне показалось сначала: пожалуй, чуть постарше Дженнифер, несмотря на самоуверенный вид и тонны косметики. Дженнифер в Калифорнийском университете тоже укусила киномуха, и она говорила о какой-то карьере в кинематографе. Роб, естественно, пришел в ужас.
— Вы обращаетесь не по адресу, — сказала я, смягчаясь при мысли о Джен. — Я просто антиквар, купила этот меч для постоянного покупателя. Если хотите, чтобы я спросила его, согласится ли он одолжить или дать напрокат меч, пришлите мне условия.
И дала ей свою визитную карточку. Татьяна смотрела на нее несколько секунд.
— Ну, тогда все. Придется поискать что-то другое. Сегодня у меня неудачный день.
— Подвезти вас куда-нибудь? — спросила я, когда подъехала моя машина. И добавила: — Она с кондиционером.
Казалось, что в красном костюме ей очень жарко.
— Я возвращаюсь на работу, — ответила она. — Пожалуй, могу пройтись.
Мы обе посмотрели на ее туфли из красной замши с высоким каблуком.
— На вашем месте я бы приняла приглашение, — сказала я.
— К черту эту парадную одежду, — сказала она и впервые улыбнулась. — Принимаю.
Татьяна объяснила водителю, куда ехать, на сносном, как я решила, тайском, потому что он кивнул головой и тронул машину.
— Я работаю в бюро путешествий, — сказала она. — Это недалеко, но при таком интенсивном движении ехать придется довольно долго.
— Я думала, в кино.
— Пока что это мечта, — сказала Татьяна. — Уверена, что проект, над которым я работаю, все изменит.
— Вы давно в Таиланде?
— Около двух лет. Собственно, я приехала работать над фильмом. Этим и занималась в Штатах. Влюбилась в Таиланд, во все здешнее, даже в жару. Поэтому, когда пришло время возвращаться, уволилась и нашла работу в бюро путешествий. Заведую двумя отделами. Работа не самая лучшая, но и неплохая, позволяет пожить здесь подольше.
— И о чем же этот фильм? — спросила я. — Для которого нужен меч?
— Не могу сказать, — ответила Татьяна. — Большой секрет.
— Ясно, — сказала я. — Мне будет трудно убедить своего покупателя одолжить вам меч, если не смогу сказать ему, о чем фильм. К сожалению, визитная карточка «Татьяна Такер, продюсер» не очень убедительна, чтобы одалживать очень дорогую антикварную вещь.
— Вы правда поговорите с ним?
— Конечно. Не представляю, как он отнесется к этой идее, но поговорю непременно. Это какая-нибудь историческая драма? Сиам шестнадцатого века или что-то в этом роде?
— Шестнадцатый век! — воскликнула Татьяна. — Кого интересует, что происходило так давно?
— Меня, — ответила я. — Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что и еще кое-кого.
— Простите, — сказала Татьяна. — Опять я вас оскорбила. — Огляделась с таким видом, будто кто-то мог прятаться в багажнике с подслушивающим устройством, или водитель мог быть шпионом. — Хелен Форд, — прошептала она.
— Что?
— Хелен Форд. Может быть, вы не слышали о ней, но услышите непременно.
— Это не та, что…
Я сделала паузу, вспоминая газетные вырезки, которые Уилл отправил Натали.
— Изрубила на куски мужа? Она самая. Вам не кажется, что это превосходная идея? Я предложила ее одной большой киностудии, там заинтересовались, но им нужно еще кое-что, чтобы принять окончательное решение. Художественно-документальные фильмы сейчас в моде. Я думаю, что, может, даже смогу разыскать Хелен.
— Она же мертва, — сказала я. — Ее казнили первого марта пятьдесят второго года.
— Нет. Она подала апелляцию, и приговор был смягчен. Она должна была отбывать в тюрьме пожизненное заключение, но, думаю, отсидела два, может, три года, а потом бесследно исчезла. Я думаю, это очень интересно, а вы? Обычно, когда фаранга обвиняют в чем-то и признают виновным, его отправляют на родину, чтобы им занимались там, особенно если преступление совершено против другого фаранга, вы понимаете, что я имею в виду. Но вся иностранная община была потрясена этим преступлением, и оно действительно было жутким. Как же она освободилась из тюрьмы и куда отправилась?
— Обратно в Штаты? — предположила я.
— Возможно, но никаких документов об этом нет.
— Это было пятьдесят лет назад. Она могла давно умереть.
— Да, но если жива, ей всего семьдесят восемь. Такая возможность не исключена.
— Откуда у вас появилась эта идея? — спросила я.
— Я была на вечеринке по случаю Дня независимости, — заговорила Татьяна. — На квартире у вашего коллеги, антиквара. Он рассказал мне все о Хелен Форд, по крайней мере я смогла вытянуть из него эти сведения после нескольких стаканчиков вина и долгого кокетничанья. Он писал книгу. Дал мне копию первой главы. У него был литературный агент по фамилии, кажется, Роуленд. Этот агент был на вечеринке, но не понравился мне. Уилл сказал, что по-настоящему интересно не убийство, а то, как Хелен Форд удалось бесследно исчезнуть. Что кое-кто должен знать, куда она скрылась, даже если от нее пятьдесят лет не было вестей, и он догадывается, кто может это знать. Я сказала, что из этого получится замечательный документальный фильм, и он согласился. Я тут же отправила электронной почтой предложение в несколько студий и получила один полуутвердительный ответ. Я надеялась, что Уилл — так его зовут — будет консультантом и слегка мне поможет, но потом не смогла связаться с ним. Только не подумайте, что я краду его идеи или что-то в этом роде.
— Уилл Бошамп, — сказала я.
— Вы знаете его? Правда?
— Знаю. Только он исчез.
— О, Господи, — сказала Татьяна. — Как это понять?
— Кажется, после той вечеринки его никто не видел.
— Правда? Что-то мне не особенно везет. У него был ее портрет, я имею в виду Хелен Форд. Жутковатый, даже страшный. Портрет должен был стать гвоздем фильма. Я хотела поручить кому-нибудь отсканировать его, потом состарить с помощью компьютера, чтобы посмотреть, как она может теперь выглядеть. Думаю, вряд ли вы знаете, где может быть этот портрет.
— Представления не имею, — сказала я.
— Я запомнила имя художника: Роберт Фицджеральд. Уилл сказал, что он был модным в те дни, когда богатые и знаменитые хотели иметь свои портреты. Я позвонила Фицджеральду, спросила, нет ли у него второго портрета или фотографии, но ни того, ни другого не оказалось. Я надеялась, что портрет появится на аукционе, но увы.
— Этот художник все еще жив?
— Да, хотя надо сказать, по голосу он не показался таким уж старым. Он понял, о каком портрете я веду речь. Я сказала ему, что видела портрет в квартире Уилла Бошампа, и он ничего не возразил. Но сказал, что это оригинал, и ни копий, ни фотографий не существует. Правда, я не сказала ему, кто, как мне кажется, изображен на этом портрете.
— Значит, после четвертого июля вы не видели Уилла Бошампа? — спросила я.
— Нет. Я пыталась. Мы обменялись номерами телефонов. Он дал мне два, телефон в магазине и домашний, но я не смогла дозвониться ни по одному. Мне показалось, он интересуется мной. Понимаете, что я имею в виду? Как потенциальной подружкой. Я в этом смысле не интересовалась им, хотя, признаюсь, немного флиртовала. Он слишком старый. О, я опять сказала не то, да?
— Конечно, для вас Уилл слишком старый. К тому же у него жена и ребенок.
— Надо же, — сказала она. — Мне он не говорил.
— Он старался об этом забыть, — ответила я. И спросила: «Это здесь?», когда машина остановилась у тротуара и водитель обернулся к нам. — Дайте мне и ваш рабочий телефон. Мы вскоре поговорим снова. Возможно, согласитесь как-нибудь поужинать с моей падчерицей, ее молодым человеком и со мной.