— Иван!.. Это какой же этаж будет?
— Седьмой, однако, — ответил запыхавшийся Иван.
Я пожал плечами: он мог бы спросить, на котором этаже моя квартира, и у меня самого.
Едва я успел снять пальто, как в дверь позвонили. Жена открыла. На пороге стоял Каракулевый Воротник. Мы замерли с вопросительными лицами. Воротник, однако, не удостоил нас вниманием. Он полуобернулся, распахнул рот, набитый золотыми зубами, и стал протяжно кричать:
— И-ва-а-ан! И-ва-а-ан!.. Давай сюда! Я здесь — на седьмом!
Так он стоял и орал, зазывая к нам в дом неизвестного Ивана; и мы стояли ошарашенные, не отваживаясь задать естественный вопрос: «А в чём, собственно, дело?» Мужчина вёл себя так, словно наша квартира была уже отнята у нас решением какой-то зловещей инстанции и сейчас предстояла распродажа имущества с молотка.
Подошёл Иван, загребая большими валенками строительную пыль.
— Свояк мой, — кивнув на него, сообщил нам Воротник.
Решив, очевидно, что представление таким образом состоялось, он по-хозяйски шагнул в квартиру, пятная белыми следами только что вымытый пол.
Пока Воротник, бесцеремонно толкая двери, обходил наши полезные и подсобные метры, смиренный Комбинезон объяснил, что свояку его (теперь уже он почтительно кивнул подбородком в глубину квартиры) предложили жилплощадь как раз под нами, но та квартира закрыта, а им хотелось посмотреть — как она в смысле планировки и прочего.
У нас отлегло от души.
— Ну, конечно... ну, естественно, — забормотали мы, — о чём разговор...
Господи! Они пришли не выселять нас! Какое счастье!
Вернулся Воротник и вдруг сунул мне растопыренную пятерню, запоздало знакомясь. Представился он своеобразно: имени своего не назвал, а произнёс такую фразу: «Сам-то я работаю в...» — тут он выговорил учреждение — то ли Горкомхоз, то ли Горпромторг — я сразу же и забыл его.
— Сколько метров? — спросил он.
— Сорок три.
— А у нас? — повернулся он к свояку.
— А у нас сорок семь! — быстро отрапортовал Комбинезон.
— Ну так что, брать или как?
Они снова забыли про нас, углубились в расчёты. И правда, им было что сравнивать. С одной стороны — плюс четыре метра, но минус — шумная магистраль. С другой стороны — минус четыре метра, но плюс центр и отсутствие магистрали. Там — плюс все раздельные комнаты, но минус — совмещённый санузел. Здесь — минус одна проходная, но плюс — раздельные удобства.
Осмелевшая жена усмехнулась:
— Ну, знаете, нас такие сомнения не мучали.
— А вы из какой переехали? — спросил Воротник.
— Из однокомнатной.
— Нно! Дак вам легче, — согласился он. И вдруг задумался. И внимательно, с прищуром, осмотрел нас. Словно желая понять: что это за люди такие, которые могли жить в однокомнатной квартире?
Кого же он увидел?
Перед ним стояли два странных существа: не золотозубые и не солидные, без каменной важности на лицах, одетые черт-те во что — в какие-то пузырящиеся на коленях джинсы...
— А вы от какой же организации получили? — строго спросил Воротник.
— Да мы, собственно, — смешались мы, готовые провалиться, — с одной стороны — как бы от книжного издательства, а с другой стороны — тут вот писательская организация походатайствовала...
Но проваливаться, оказывается, не требовалось.
— Хо! Писателя, значит! — обрадовался Воротник и даже хлопнул меня по плечу. — Ну, тогда будет кому писать о моём боевом пути!
Счастливый человек! Всё у него было: полный рот золотых зубов, свояк автоинспектор, трёхкомнатная квартира, пальто с каракулевым воротником. Некому только было писать за него мемуары.
Так вот, мне кажется, что это Пашка тогда к нам приходил.
Впрочем, так мне казалось до вчерашнего дня. А вчера меня, как заместителя предместкома, послали на городской профактив. Там разные товарищи выступали по разным насущным вопросам. А под конец на трибуну взошёл Пашка. Тема у него была — поощрение развития приусадебных участков и кооперативных садоводческих товариществ. Он говорил о необходимости этого дела в смысле государственной пользы, но одновременно и о некоторых попутных издержках. О том, в частности, что отдельные несознательные товарищи, заражённые дачным строительством, наносят ущерб народному хозяйству путём присвоения материалов на подведомственных или близлежащих объектах. Короче, воруют. «В общем, — сказал Пашка, заключая свою речь, — тащат со строек все: кому положено и кому не положено».
В зале засмеялись.
Пашка споткнулся, недоумённо посмотрел в зал, не уловил причин веселья и твёрдо повторил: «Кому положено и кому не положено»...