Приготовленная на костре в закопчённом чугунке, пахнущая дымом, она так обжигающе горяча, так вкусна и ароматна, что перед ней бледнеют деликатесы всех закрытых буфетов мира...Праздник независимости.
2 июля в 15 часов 30 минут по Центральной улице пронесли первый огурец. Нёс его высокий прямой старик с львиной гривой бывшего первого любовника. Несмотря на послеобеденный зной, старик был одет в крахмальную рубашку с галстуком и строгий чёрный пиджак. Голову его прикрывала твёрдая соломенная шляпа.
Огурец был завёрнут в чистый носовой платок. Старик нёс его так, словно поддерживал приклад ружья, взятого по команде «На плечо». Рядом, столь же сосредоточенно, вышагивал внук-октябрёнок в парадных шортах с наведёнными стрелками.
Откуда-то все узнали, что несут именно первый огурец. Очередь возле телефонной будки расступилась почтительно, пропуская деда с внуком. Старик принял это как должное, поблагодарил чуть заметным кивком, ни на кого конкретно не взглянув.
В будке старик прежде всего бережно положил свёрток на полочку и откинул концы платка. Потом достал очки и водрузил их на место, внушительно шевельнув мохнатыми бровями. Потом, каждый раз фиксируя палец в дырочках телефонного диска, набрал номер.
— Бабуля? — сказал он поставленным голосом. — Здравствуй... Так вот, докладываем: сегодня сняли первый огурец. Да-да, здесь, со мной. И Митя тоже здесь. Какой из себя? Минуточку. — Старик вынул из кармана сложенный вчетверо календарный листочек, развернул его и, сдвинув очки на лоб, прочёл: — Длина — восемь с половиной сантиметров, толщина по периметру — семь... Пупырышки? Имеются, имеются пупырышки. Весь в пупырышках. Спасибо. Спасибо, бабуля. И тебя с тем же. Нет, не трогаем. Ждём. Не задерживайся. Конечно, возьми такси...
Повесив трубку, старик вновь укутал огурец. Крохотный зелёненький огурчик с доверчивым белым носиком, с нежными пупырышками, с хвостиком, покрытым белёсыми волосками, покоился в большой его руке, как птенчик в гнёздышке.
Минута торжественного молчания наступила в очереди. Никто даже не поспешил тотчас занять освободившуюся будку — все глядели вслед удалявшимся деду и внуку. Вот оно — свершилось! Сделан почин, пусть на чужой пока грядке. Теперь полезет, попрёт огородная живность, начнёт тяжелеть и наливаться, гнуть долу ветви. Не зря пахали и боронили, вносили подкормку, укрывали от заморозков, поливали и пасынковали...
Супругу моё известие о появлении в пределах кооператива первого огурца расстроило.
— Ну вот, сон в руку, — подавленно сказала она.
С тех пор, как мы завели дачу, жену преследует один и тот же кошмарный сон. Ей снится изобилие в соседских огородах. Гроздья красных помидоров сгибают там кусты, кабачки величиною с месячных поросят белеют в грядках, курчавится цветная капуста. А наш огород мёртв. Голая земля потрескалась от жары, чахнет всё ещё пригнутая малина, пустою гробницей зияет парник. И хотя, проснувшись, жена вспоминает, что сделала всё не хуже людей — успела вовремя вскопать, засеять и обиходить свой участок, сон повторяется снова и снова. Он прямо измучил жену. И меня тоже. Жена всегда была мастерица видеть кошмарные сны, но раньше хоть было какое-то разнообразие. Однажды ей, помню, приснился сон весьма даже романтичный: как будто она террористка, бросила бомбу в какую-то королеву с шестимесячной завивкой, ехавшую на слоне, королева не пострадала (они всегда почему-то не страдают), а вот слону оторвало хобот. И жену, естественно, собираются казнить. Если она не пришьёт хобот обратно. Кое-как ей удалось проснуться — за минуту до казни.
Огородный же кошмар казнит её каждую ночь. А теперь он и сбываться начал: люди вон урожай собирают, а у нас всё ещё одни зелепутки,
Неожиданно история с огурцом взволновала свояка, который до этого вообще никакой растительности вокруг себя не замечал. Он забрался в огуречную грядку и, пока женщины всполошенно атукали на него, отыскал целых два огурца. Вполне приличных. У одного даже бочок успел слегка пожелтеть.
— Так у нас что, и помидоры тоже будут? — спросил изумлённый свояк. — Вы помидоры-то сажали?
— Здравствуйте! — гордо ответили женщины (они, конечно, проглядели огурцы, но теперь делали вид, что ничего такого не произошло). — Разуй глаза-то. А за домом что? — И сунули свояка носом в помидорную плантацию.
Свояк, воздев к небу руки с зажатыми в них огурцами, издал торжествующий клич. Наконец-то он был отмщён. И пусть не знали про это его обидчики. Важно, что знал он сам.
Нынче весной свояка жестоко оскорбили. Нанесли удар по его достоинству и убеждениям.