— Нет, — рявкнула она горько. — После того, как ты бросил меня, нет.
— Я тебя бросил? — закричал он скептически, разозлившись на себя. Он поклялся, что будет спокоен, как бы вызывающе она себя ни повела.
Он узнал о ее беременности около недели назад, сразу после возвращения из Европы, и ему понадобилось все это время, чтобы успокоиться. В первый момент, когда Сэлли решительно вошла в его офис в «Баронете» и сообщила новость, он не поверил. Потом он пришел в ярость при мысли о ребенке, которого он чуть не отверг.
— Как она могла так поступить? — возмущался он. — Она знает, как сильно я ее люблю.
— Что ж, очевидно, после того, как ты ей не позвонил, она опять засомневалась, и верх взяла эта ее проклятая гордость, — предположила Сэлли.
— Я велел передать ей, что уехал из страны с одной из групп на два месяца и чтобы она за это время продумала, чего хочет на самом деле.
Сэлли посмотрела на него с недоверием и осуждением:
— Ты оставил это сообщение у секретарши?
— В конце концов, я тоже разозлился, — признался он, оправдываясь. — Мне нужно было время, чтобы остыть.
— Что ж, тогда бы я сказала, что вы оба пара дураков, — отрезала она сердито, заставив Кевина почувствовать неловкость. Он не привык, чтобы его так отчитывали в собственном офисе, особенно такая маленькая женщина.
Наконец Сэлли улыбнулась ему и сказала смягчившимся голосом:
— Если ты собираешься вернуть ее, Кевин, я бы посоветовала сделать это сейчас. Иначе твой ребенок может появиться на свет в самый разгар церемонии бракосочетания.
Он долго и напряженно думал над тем, что она сказала, балансируя на грани ярости и осознания, что он не меньше, чем Джессика, виноват в этой последней размолвке. В то же время ему было трудно забыть, что эта женщина, которую он любил больше всего на свете, хотела украсть у него не только любовь, но и их ребенка. А теперь она пытается обвинить его, что это он поставил точку в их отношениях. Он с трудом сдерживался, чтобы не взорваться.
Сжав кулаки и стараясь не повышать голоса, он почти проскрежетал:
— Только ты одна со всем покончила, совершенно ясно дав мне понять, что я тебе мешаю.
— Я была сердита, — сказала она просто.
— Думаешь, я нет? К черту, Джесс. Я пришел на эту вечеринку, чтобы быть тебе поддержкой, потому что я знал, как ты боишься своего сорокалетия. Я хотел, чтобы ты осознала, что для меня это не имеет значения, что это ничего не меняет между нами. Но, вместо того чтобы обрадоваться, увидев меня, ты повела себя так, будто я совершил преступление, посмев появиться на людях как твой любовник. Ты хоть представляешь, как я должен был себя чувствовать?
Джессика прямо посмотрела в его горящие глаза и сказала со злостью:
— Это не объясняет, почему ты не отвечал на мои звонки. Я старалась найти тебя и извиниться, сказать, что есть что-то очень важное, что нам надо обсудить, — прошептала она злобно. Раз уж она начала, она не могла остановиться и высказала все, что накопилось на ее душе. — Совершенно очевидно, что срочное послание от меня не достаточно важно для тебя, чтобы отложить свои дела. Конечно. Раз гордость Кевина Лоуренса уязвлена, все кончено. Он исчезает и будет зализывать раны в одиночестве, послав к черту все разговоры. Зрелый подход, что скажешь?
Кевин побледнел от ее горьких слов, и глаза его стали холодными.
— Я просил тебе передать, что уезжаю и позвоню, как только вернусь в страну. Мне жаль, что Тебе не передали. Но не тебе говорить о уязвленной гордости и зрелости, Джесс. Не тебе, собиравшейся разрушить жизнь ни в чем не повинного дитя из-за своего проклятого страха покончить с прошлым и начать сначала.
— Как ты смеешь? — взорвалась она. — Как ты смеешь приходить сюда и обвинять меня, что я не хочу добра для этого младенца? Возможно, я не святая, но я стараюсь изо всех сил, и не моя вина, что так все сложилось. Неужели ты думаешь, что мне самой не хочется, чтобы у ребенка была нормальная семья?
— Если бы ты на самом деле этого хотела, ты бы давно разыскала меня, где бы я ни был, и попыталась уладить это недоразумение. Вместо этого я должен был узнать со стороны, что ты ждешь от меня ребенка.
— Как же ты узнал?
— Неважно, как я узнал. Теперь я знаю, и нам надо сесть и вместе обсудить все, пока не придем к общему решению.
— Мы не сядем и не будем ничего обсуждать. Я хочу, чтобы ты ушел.
Услышав это, он обреченно опустился на стул и вытянул перед собой ноги, сцепив руки за головой.