В баре, наверно, будет и Ана де ла Гуардиа, признанная королевой красоты на карнавале Яхт-клуба в 1920 году; теперь она бесформенная толстуха, без стеснения выставляющая на этом рынке плоти свой золотистый плод: «Вот, сеньоры, Ана Мендоса де ла Гуардиа, восемнадцати лет, воспитанная в гаванском колледже «Мериси» и бостонском колледже «Сердца господня», член Билтмор- и Яхт-клуба; объем груди — тридцать четыре дюйма, талия — двадцать три, в бедрах — тридцать пять, глаза и волосы блестящие, чему причиной умеренная диета и непременно апельсиновый сок на завтрак. И конечно, белки в достаточном количестве. Подходите, сеньоры, налетайте, берите. В приданое — пай в делах нотариальной конторы с великолепной клиентурой и четыре жилых дома на Ведадо. Кто больше?» Возможно ли, что эта женщина некогда была так же привлекательна, как ее дочь? И если это было, то отчего же теперь она не такая? Ох уж этот климат: пятнадцать лет цветения, а потом вялость, подкожный слой жира и неуклюжие движения. Долой жару! Да здравствует «Элизабет Арден» и «Элен Рубинштейн»! Да здравствуют кремы из гормонов, масла для купания, шампуни и парафиновые ванны, удаляющие с кожи волосы! Разве этого недостаточно, чтобы остановить время? Почему это топкое ювелирное изделие — ноги Аниты — должны исчезнуть? Почему бы не задержать время — не преградить дорогу смерти? Да, знаю, я слишком много выпил.
Луис Даскаль поднялся по каменным ступеням, пересек террасу и вошел в бар «Кавама». У стойки он попросил еще виски с простой водой. Чей-то голос дошел до него, оторвав от размышлений: «И Камахуани, и Ремедиос, и Сагуа, и Сулуэта у меня в руках — все тамошнее среднее сословие. Бой будет в Санта-Кларе, Санкти-Спиритус и Сьенфуэгосе. Вот где нам придется столкнуться. Но я-то везде, где надо, хорошо смазал. Ортодоксы[1] ошибаются, если думают, что победят. Следующим президентом республики — это я вам говорю — будет Карлос Эвиа[2]».
И другой голос: «Самоубийство Чибаса[3] может оказаться на руку Аграмонте[4]». Кто-то еще: «Не думаю, чтобы их фанатизм дошел до того, что президентом станет какой-нибудь идиот». И еще: «Батиста действует вовсю».
И снова первый голос, сенаторский голос Габриэля Седрона: «Действовать-то действует, но шансов у него никаких не осталось. Последняя статья в журнале «Боэмия» как раз подтверждает, что его дело гиблое».
И сразу разные голоса: «Теперь главные соперники — Аграмонте и Эвиа. Говорю тебе: Эвиа, и никто другой. — Во всяком случае, Габриэлито, — и это не лесть — партия аутентиков[5] может быть уверена, что она сформировала хорошее правительство. Уж чего-чего, а денег на Кубе хватает».
У Габриэля Седрона склонность к полноте, венчик черных волос вокруг лысины и значительный голос, чтобы говорить важные вещи. И он говорит: «В самом деле, хоть это звучит и смело, но мы, в правительстве, сделали такое, на что никто другой не отваживался». Голоса горячо поддерживают: «Да, да, например, в вопросе об использовании общественных средств или о национальном банке». Габриэль Седрон знает, как обращаться с абстрактными понятиями, у него всегда полон рот словесной шелухи. Он оглашает, поверяет, признает, оповещает, популяризирует, заявляет, провозглашает, уведомляет. Сегодня его голос особенно значителен: «Дело в том, что у нас, на Кубе, нельзя победить, не вызвав зависти. Гадюк у нас великое множество. Они не прощают. И тут главное — постараться растолстеть так, чтобы им тебя не проглотить, а не то слопают. Если подвести итоги за годы правления аутентиков, то результат окажется благоприятным. У Кубы большое будущее, и жизнь становится лучше год от года». Засим, как обычно, следует словесная шелуха.
Но в эту минуту в баре появляется Карлос Сарриа Сантос, и Луис Даскаль отходит от стойки.
У семейства Сарриа дом в Дюпоне. А Дюпон — лучшее место в этих краях. Их дом в той части Дюпона, которая называется Золотой Берег. В доме десять комнат и живопись Ландалусе, заключенная, как и положено колониальному стилю, в скромные рамки. Дом выстроен вокруг бассейна, и, если у гостей спортивное настроение, они могут прыгать в бассейн прямо с террасы второго этажа, едва встав с постели. Даскаль принят в доме Сарриа. Даскаль — друг Карлоса. А Карлос — единственный сын четы Сарриа Сантос — Алехандро и Кристины. И вот этот Карлос сейчас входит в «Каваму».
1
*
Символом «*» помечены сноски, перемещенные из главы «Комментарии»
2
*
3
*
4
*
5
*