Мои записи за ним почти стенографически воспроизводят то, что он рассказывал в домашней обстановке. Их стиль и терминология более раскованы. Иногда это очень заметно. Некоторые из них он читал и делал небольшие поправки, высказывал пожелания, что именно следовало добавить.
Естественно, особенности языка и стиля автора сохранены, равно как и его замечания о том или ином персонаже, в то время жившем или даже еще работавшем, а ныне покойном.
* * *
Особо следует сказать о внешнеполитических миссиях А.И.Микояна, которых было очень много. Сотни раз мне приходилось слышать за границей, будто бы Микоян был министром иностранных дел Советского Союза. Дело в том, что Н.С.Хрущев, как и Сталин, был очень высокого мнения о способностях Микояна - в том числе и дипломатических. Эти миссии, например в Китае в феврале 1949 г., до победы революции в этой стране, начались еще при Сталине. В особо важных случаях Никита Сергеевич также предпочитал посылать за рубеж именно его, а не министра (этот пост занимал Шепилов, затем Громыко). География его поездок обширна: Австрия, Афганистан, Бирма, Болгария, Венгрия, Вьетнам, Гана, Гвинея, ГДР, Дания, Индия, Индонезия, Ирак, Китай, Куба, Мали, Марокко, Мексика, Монголия, Норвегия, Пакистан, Польша, Румыния, США, Финляндия, Франция, ФРГ, Югославия, Япония. В некоторых из них отец бывал неоднократно. В ряде поездок мне посчастливилось сопровождать его в качестве личного секретаря. К сожалению, большой и интересный материал об этих поездках пришлось оставить за рамками данного издания. По объему он требует отдельной книги, которая, как я надеюсь, появится. Здесь же кратко упоминаются лишь некоторые из них. Исключение сделано для описания поездки по США в 1936 г., поскольку она связана прежде всего с работой А.И.Микояна по созданию пищевой промышленности в нашей стране.
Важнейший отрезок жизни и работы отца пришелся на период, когда лидером нашей страны был Н.С.Хрущев, а Микояна называли за границей "человеком No2 в СССР", так как он занимал пост первого зампреда Совмина СССР (Хрущева) и был активнейшим членом Президиума ЦК (Политбюро). Именно на это время падает большая часть его зарубежных миссий и именно тогда Микоян непосредственно участвовал в судьбоносных эпизодах нашей и мировой истории.
* * *
Как историк не могу не отметить странный феномен: читая воспоминания Хрущева, можно подумать, что Микояна или вовсе не было тогда, или он появлялся несколько раз для того, чтобы сыграть какую-то неопределенную роль, либо сомнительную с точки зрения Хрущева, либо плохо ему запомнившуюся.
Я хорошо знал Никиту Сергеевича, много раз бывал в его доме. Чаще просто приезжал как друг Сергея и Рады, его детей. Бывая с отцом в Пицунде, общался с ним и там. Я согласен с мнением отца, что Хрущев - самородок, человек с сильной волей, необходимой лидеру. Отец сравнивал его с необработанным алмазом, имея в виду недостаток образования и воспитания. Мне импонировали многие его личные качества, хотя и слабости также были заметны.
Все это делает для меня нелегким объяснять феномен умолчания и негативного упоминания о моем отце или начисто неверного описания его роли Хрущевым в воспоминаниях, надиктованных на пленку. Мне известно несколько причин, объясняющих подобное недоброжелательное (причем несправедливо недоброжелательное) отношение к моему отцу после отставки Никиты Сергеевича. Здесь потрудились и власть имущие и люди из его окружения, использовавшие определенные слабости характера Никиты Сергеевича: любовь к лести, нетерпимость к возражениям, ревность к тем, кто умеет что-то лучше него, иногда - нелояльность к бывшим соратникам или чисто эмоциональная готовность к недоверию без веской причины. Например, поведение Микояна до и во время снятия Хрущева было безупречным с точки зрения друга, соратника и политического деятеля. В этой связи изображение А.И.Микояна в дешевеньком политическом кинотриллере "Серые волки" как человека, предавшего Н.С.Хрущева, является безответственным и злым вымыслом. Думаю, Хрущев не простил отцу того, чего не мог простить самому себе. Что не поверил информации офицера КГБ о сговоре других членов Президиума ЦК, что верил льстецам типа Воробьева, секретаря Краснодарского обкома, и другим, утверждавшим, что никакого сговора никто и не замышляет. Он был слишком самоуверен, не допуская мысли, что те, кого он собрал в Президиуме ЦК по принципу личной преданности, способны объединиться против него самого. Узнав о заговоре от своего сына Сергея, он ничего не предпринял, поручил Микояну встретиться с "источником информации", а сам улетел в Пицунду. Уже там, выслушав пересказ А.И.Микояна, все равно не поверил и даже не стал читать запись беседы.
Но даже если бы мой отец поверил в заговор больше, чем Хрущев, что он мог сделать? У него не было тех рычагов власти, которыми владел Первый секретарь. Конечно, простить себе самому легче. Удобно, а для некоторых и привычно винить в своих собственных ошибках кого-то другого. Боюсь, что в этом - основная причина умолчаний и прямой неправды о Микояне в воспоминаниях Никиты Сергеевича. Отец же, напротив, многое ему прощал во имя дружбы (которую они понимали несколько по-разному). Хотя бы то, что Никита Сергеевич не пришел на похороны нашей мамы Ашхен Лазаревны, вопреки своему обещанию в телеграмме в Гавану от 3 ноября 1962 года. Микоян вел в это время крайне важные и напряженные переговоры с Фиделем Кастро в связи с Карибским ракетным кризисом. Мне же Хрущев на следующий день после похорон сказал в Большом Кремлевском дворце, что не любит ходить на похороны: "Это ведь не на свадьбу прийти, верно?" В любом случае, Бог ему судья.
К тому же отношения между отцом и Никитой Сергеевичем не всегда были только лишь дружескими, проникнутыми общей борьбой за преображение страны после сталинского произвола, исказившего смысл понятия "социализм", столь близкого и дорогого им обоим. Они были не только соратниками. Довольно часто их разделяли различные взгляды на те или иные крупные или менее значительные вопросы экономики, внешней и внутренней политики. Микоян был, пожалуй, единственным в Президиуме ЦК, кто спорил с Первым секретарем открыто на заседаниях, а еще чаще - с глазу на глаз, во время совместных прогулок на Воробьевых горах и за городом. Ликвидация Академии наук, перевод 8-10-х классов средней школы в фабрично-заводское обучение, ликвидация приусадебных участков колхозников, вооруженное подавление волнений в Польше в октябре 1956 г., отказ от Потсдамских соглашений, чтобы передать Западный Берлин под контроль ГДР... Сколько еще подобных, мягко выражаясь, необдуманных намерений Никиты Сергеевича отец пресекал на стадии их рождения в голове беспокойного реформатора?