Если бы Лукошкин знал, каким образом так не вовремя появились эти танки, то расстроился бы ещё сильнее. Всё в этом мире взаимосвязано, командир танковой роты приходился двоюродным братом командиру пехоты, неудачно защищавшему береговую линию. Кузены вместе пили накануне вечером, поэтому танкист не мог отказать пехоте в поддержке. Выполняя приказ на передислокацию, танки сделали небольшой крюк и атаковали десант. Такое вот двоюродное совпадение.
Советских комдива и комроты родственные узы не связывали. Но Лукошкин вспомнил обещание поддержать авиацией и буквально орал на комдива в полевой телефон. «Где обещанная авиация?» Сопровождавший комдива авианаводчик перенацелил шестёрку Илов, и броня «Луксов» загудела от попаданий. Такое вот воинское везение. Кузен-танкист появление советских самолётов заметил вовремя, и запаниковал. Вся эта, задуманная похмельной головой кузена-пехоты, атака «по пути, всё равно едешь в ту сторону» оборачивалась мрачной перспективой сгореть от огня штурмовиков, в лучшем случае — попасть в штрафную роту. Стараясь найти вариант выжить, танкист радировал сигнал отхода. Танки остановились, заёрзали, разворачиваясь. Штурмовики как раз начали второй заход, и снизили боеспособность роты «Луксов» вполовину. «Крылатая пехота» забегала, уворачиваясь от своих же танков, расползлась по воронкам. Из-за Днепра ударила дивизионная артиллерия, пристреливаясь по столбам дыма двух горящих танков. Пришлось Лукошкину бежать на берег, к телефону, чтобы остановить «дружественный огонь». Там и встретились два лейтенанта. Там и застал их налёт авиации противника. Едва прекратились взрывы снарядов своих пушек как на плацдарме засверкали более мощные разрывы авиабомб. Цель высадки ложного десанта была достигнута, на него обратили внимание. Правда, стоило оно дорого: бомба попала в воронку-сборный пункт раненных. Это были первые безвозвратные потери на плацдарме. С наползавшей темнотой началась переправа основных сил. С левого берега Днепра всё, что не тонуло, поплыло.
Причудливые переправочные средства типа резных крашенных ворот и пустых бензобаков с разбитых машин дополняли более привычные плоты, лодки. К трём часам ночи на Лукошкинском баркасе прибыл комполка. Сразу организовал атаку: Лукошкинцев, как самых сухих, и штрафников (во искупление), отправил брать следующие две линии окопов, где прятались остатки «крылатой пехоты Геринга». Тактический успех Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА) в данной излучине Днепра, наконец- то оценил противник. К тому времени через свежезанятые новые позиции десанта, лишённые огневой поддержки с левого берега в следствии удалённости, прошли штрафники, за ними морская пехота. Прошли и сгинули. Вместо них из-за лесополосы выползли танки противника. Лукошкин насчитал 47 единиц бронетехники, казак—44. Командиру полка, руководившему переправой уже с плацдарма, доложили: пятьдесят. В ответ получили приказ «Держаться!» и пополнение — всех, кто успел переплыть Днепр. До батальона пехоты удалось наскрести немцам, подсчитать десантников было невозможно, переправившиеся бойцы сходу вступали в бой, погибали или побеждали, не отмеченными ни в каких списках. В таких боях решающую роль играет боевой дух, а к сентябрю 43-го РККА уже научилась побеждать! Сражение приобретало личностный характер, «Ах ты так! Вот тебе!». Драка шла на всей территории плацдарма: танки горели у днепровской воды и в глубине отвоёванной десантом территории, рукопашную останавливала бомбёжка — вой пикировщиков загонял в укрытия всех. Но немцы к вечеру выдохлись, сказалось отсутствие резерва. На изрытом воронками плацдарме остались живыми из «первой волны» в 17 бойцов, только шестеро, да казак Кочубей. Собрались в том самом первым захваченном блиндаже с печкой. Там в этот день располагался форпост военной медицины. В лице сестрички Сони, прикомандированных фельдшера и пожилых санитаров.
Чёрный от копоти, с белыми свежими повязками, в битой осколками телогрейке, перетянутой солдатским ремнём, Лукошкин мало походил на предмет девичьих грёз, а поди ж ты: узнала Соня, обрадовалась и обрадовала.
— Товарищ лейтенант! Ваш бритвенный прибор и фляжка в мешке под нарами. Сержант туда спрятал. До Лукошкина смысл сказанного не дошёл, ласковый голос заблокировал мозг. Тоненькой ниточкой пульсировала, билась, жужжала мысль «Она меня любит!» Несколько забежала мысль вперёд, но, в принципе, была верной. Видела в тот момент Соня не пережёванного войной лейтенанта, а приснившегося накануне удальца в белых майке, брюках и туфлях. С лицом Лукошкина. Даже испугалась, не зная, как толковать сон. А удалец — вот он! Живой! Как не радоваться? Эвакуировали раненных десантников, санитары вынесли из блиндажа умершего от ран Круглова, и «Влюблённые остались одни».