Они целовались так, как никогда прежде: с жаждой обладания, желанием заклеймить, показать всем, кому принадлежат.
- Ты моя, Таня, моя! - шептал он, покрывая ее лицо поцелуями, - Мы все исправим, наладим, - снова безумные поцелуи щек, век, висков, всего, до чего мог достать, - Я тебя люблю, слышишь?
Эти заветные, для кого-то слова, ее словно водой холодной окатили. Любовь она с ним уже проходила, так до сих пор отойти и не может. Этот конкретный мужчина у нее, занозой в сердце застрял, а вытащить пытаешься,-такое кровотечение открывается, что умереть можно. Вот и получается, что с ним не могу, и без него тоже жить не получается.
Его ладони держали ее лицо, ей хотелось по-детски зажмуриться, посчитать до десяти и, открыв глаза, обнаружить себя одной, без него.
Мотнула головой, сбрасывая его руки, отступила на шаг, потом еще на один, а потом развернулась и бегом побежала к машине. Она не оборачивалась, -боялась своих действий, но и так знала, что Дима стоял, зло щуря глаза и ухмылялся, глядя на ее бегство.
Дура она, прав Саныч, как есть дура. Только что совершила очередную ошибку, дала Диме очень-очень большую надежду, что его холодная война с ее напускным безразличием может окончиться в его пользу.
В машине, на заднем сиденье сидел Кирилл и делал вид, что он слеп и глух. Олег, заводя мотор, поглядывал на нее с сомнением, но потом не удержался, и снова предложил:
- Вечером вызываем Саныча в приказном порядке и устроим попойку, так и знай! Возражения не принимаются, Кирилл вот предложил нам стол организовать, а сам пока... - посмотрел на Кирилла, - во что ты там играть будешь?
- Ни во что, он к экзаменам готовиться будет, - сурово посмотрела на Кирилла, тот вздохнул, но кивнул.
- Да ладно тебе, чего ты. У парня боевое крещение, дай ему расслабиться чуток.
- Если только чуток.
Дальше ехали молча.
Что за день такой? Мыслей,- вагон и маленькая тележка, но самую большую мыслю и самую большую глупость она уже совершила. И как полагается, сначала получила удовольствие, пару мгновений эйфории, а потом реальность обрушивается на тебя кирпичной стеной, и все эти кирпичи бьют, исключительно, по голове.
Осмысливать ничего не хотелось, но срочно надо было что-то придумать.
И по приезду домой, Таня заперлась в своей спальне и позвонила единственному человеку, который был способен вправить мозги на место!
Пять гудков и недовольный голос звучит в трубке:
- Слушаю!
- Ты очень занята, да? - ее голос звучит так жалко, что противно становится. До чего она докатилась.
- Тань, ты, что ли? - Маришка мгновенно смягчилась, видимо не успела посмотреть на имя звонившего.
- Ага, я.
- Ой, мать, ясно все про тебя. Дима явился?
- Явился.
- Мне приехать?
- Нет, ты что?!
- А чего голос такой, будто ты умирать там собралась? Ты мне это брось, мы в отпуск собирались, помнишь? Илюшка ждет, Кирилла возьмешь, поедем развеемся, отдохнешь, встретишь мужчину, хорошего,- это обязательно, закрутишь с ним роман, и выкинешь наконец из головы своего непутевого мужа! - говорила Маришка бодро, весело, но не убедительно.
- Не выкину, Маришка, не получается. Он только приехал, а у меня голова кругом, и...и...его я, понимаешь? ЕГО! - рыдает в трубку как малолетка, а слезы уже не прекратить, аж захлебывается, - Маришка, я вся его, вся целиком. На других смотреть тошно, все его черты видятся. И больно так, дышать трудно, он как будто в крови у меня, в воздухе. Я и не дышала кажется, пока он не приехал, не ощущала всего.
- Так! Прекращай истерику, у тебя там ребенок дома, а ты нюни распустила. Его она, с ума сошла, таким словами бросаться? Таня, нельзя так! Нельзя любить так, ты ж кроме него ничего вокруг не видишь, себя не видишь, забываешь, что есть ты, твои проблемы, твои желания, а об этом нужно помнить. И винить себя прекращай!
- Не виню я себя ни в чем.
- Ты это себе долго по ночам внушаешь? Или на стене в спальне краской намалевала, чтоб смотреть и верить? Я тебя знаю, как облупленную, и вот, что я тебе скажу: Дима твой, сволочь, потому что позволяет тебе хе*ней страдать. Он там сколько уже? Неделю, две? А проблем только больше стало, на уступки тебе идет, а надо закрыть тебя в комнате, и заставить выслушать, и тебе ему все сказать давно пора. А так, ешь себя поедом, никакой пользы от этого дурного занятия.
- Маришка, ты чего?
- Чего- чего? - дурашливо перекривила она, - Ты, без мужа своего, скоро в могилу сляжешь, вот что. Не спишь нормально, не ешь, в работу впряглась как лошадь, еще Кирилл на тебе полностью, а ты не железный дровосек, милая. Ты живой человек и долго так не протянешь. И ты, либо решаешься на что-то конкретное сама, или приезжаю я, но делаю так, как посчитаю нужным.
- Твоя угроза не выполнима, - от уверенного тона подруги, от ее угроз внезапно полегчало, - у тебя работа. Как, кстати, дела?
- Нормально дела, я тебе по факсу кое-что выслать хотела к вам в офис, посмотри, пожалуйста, ладно?
- А что такое?
- Предчувствие у меня не хорошее, у нас этап завершающий, все проверили, готовы к продаже, но чует сердце, Тань, что-то не так.
- Посмотрю конечно, тебе срочно?
- Не горит, но лучше с юридическими заморочками разобраться в первую очередь, чтоб точно знать, где искать.
- Думаешь есть, что искать?
- Думаю, есть кого искать...- многозначительное такое молчание.
- Опаньки, Маришка, ты во что ввязалась?
- Все, как всегда,- бешенные деньги, до которых слишком много охочих людей.
- С работой ясно, у Ильи как дела?
- Как тебе сказать? Безоблачное счастье у него, - голос так и похолодел, ее саму морозом пробрало, или это стресс?
- Это как так? Я тоже хочу счастье безоблачное.
- Твое счастье безоблачное, но с переменными осадками, давно с тобой, а у Ильи новая игрушка, теперь мы учим арабский.
- Господи, ты об этом, - Илья ребенок особенный, и ему трудно находиться среди обычных детей и взрослых, собственно поэтому Маришка нанимает репетиторов по языкам, чтоб ее ребенок чувствовал себя комфортно, - А я уж подумала, что он свою классную довел до истерики.
- Ой, ты что?! Зачем она нам, у нас теперь новое увлечение: доведем маму до нервного тика, взламыванием всяких компьютерных программ. Еще одно новое хобби, ты представляешь, что дальше будет? Ему всего восемь, Тань, восемь.
- Мужайся! - и после этого они засмеялись. Это что-то вроде семейной шутки. Илья осваивал новые увлечения с заметной быстротой и пользой, а потом переходил на новое хобби, и выражение «мужайся» звучит в адрес Маришки довольно часто. Потому что каждое свое новое увлечение он демонстрировал матери и пытался ее пристрастить к любимым делам, иногда удачно, иногда не очень. Английский и испанский Маришка, по крайней мере, уже знает сносно, а вот с программированием еще не разобралась, видимо.
- Ты успокоилась?
- Да.
- Хорошо, мне надо работать, а тебе надо уже что-то решать.
- Я знаю.
- Ты ему рассказала про ребенка?
- Нет, - на том конце провода, Марина тяжело вздохнула.
- Но ты ведь понимаешь, что придется сказать и про ребенка, и про мать? Все надо обсудить, даже если ты решишь к нему не возвращаться. Тебе самой жить легче станет.
- Знаю, но это не так легко, Маришка. Не хочу вспоминать, не хочу думать.
- Слушай, может тебе еще к тому психотерапевту сходить? Нельзя жить так как ты, Тань, ты себя сама убиваешь, и не только себя...
- Может ты и права... В дверь спальни постучали.
- Татьяна, дверь открой, а то вышибу к *бене-фене! - грозный Саныч, кажись тарабанил кулаками по не такой уж прочной двери.
- Так, ладно, сворачиваем психологический центр на выезде, отец там чего-то бушует?! - весело проговорила Маринка, - Довела?
- Есть такое.
- Ай, моя умничка, за это отдельное спасибо!