Она то думала, что придется мучительно подбирать слова, объяснять, уговаривать. А этот шалопай согласился, еще побыл немного дома и умотал с друзьями играть в футбол.
Ей определенно стало легче дышать.
Один есть, теперь осталось уговорить второго, и ждать решение третьего.
Олег еще не уволился, но ходил хмурнее тучи. Саныч с ним пообщался, донес свое видение ситуации и вроде конфликт был исчерпан, но напряжение летало в воздухе. Все чувствовали приближение перемен, но не знали, что именно и кого ждет.
Таня спокойно планировала доработать до конца месяца, закрыть дело с судебной тяжбой и передать все дела Степану. У него опыт управления отделом есть, он толковый, да и она не собирается на северный полюс и, если нужна будет помощь, совет или еще что-то, отказывать не планировала.
В принципе, они так уже работали: она консультировала, помогала, но при этом как такового главы отдела не было, теперь же он будет. Они за этот год с Степаном отлично потрудились. Работа упорядочена, контракты немного переделали, типовой документ изменили. Все должно работать как часы, и будет. Здесь останутся надежные люди и труды стольких лет не пойдут на смарку.
Так что, ждала Таня только решение Саныча.
Она понимала почему он медлит, почему ходит недовольный и, время от времени, порыкивает на подчиненных. Кому понравится, когда его припирают к стенке, хоть и достаточно вежливо, и предлагают эту самую стенку разнести, пообещав за грудой камней обнаружить диво дивное, или чудо чудное?
Никому такое не понравится. Но, по-другому, уже не сделаешь. И если Саныч откажется, Таня поймет, но все равно уедет, потому что одно дело, когда этого хочет только она сама, другое, когда этого хочет уже и Кирилл.
Она вышла из офиса и собиралась пообедать в компании Кирилла, и у них еще время оставалось для похода по магазинам. Костюм к выпускному они купили, обувь тоже, теперь нужно найти галстук-бабочку и шелковый платок для нагрудного кармана в тон. Тут какая штука вышла:она, без понятия, чья эта идея, но дети всем классом решили, что гульки будут парные. И у ее Кирилла одноклассница, как поняла Таня, будет в красном кружевном платье в пол, а ее сын хочет быть в одной цветовой гамме, или они так надеются выиграть конкурс короля и королевы выпускного бала.
Что за дурацкая американская традиция, ей было невдомек, но раз дети захотели, значит будет так. Девчушка Лиза прислала Тане фотографии платья, чтобы она с Кириллом смогла подобрать костюм и все остальное.
Какие дети предупредительные стали. Главное, Лиза эта, прислала фото именно ей, а не сыну. Сюрприз. И что-то подсказывало Тане, что для нее тоже на этом выпускном, будет сюрприз в виде исчезнувшей парочки в середине ночи.
Не сказать, чтобы Таня была сильно против,- девчушка вроде хорошая, умная и не глупая.
Но, если у Кирилла будет какая-то душевная привязанность здесь, то он может и не поехать. Первая любовь... она такая. Хотя, Таня и не была уверена, что там вообще эта самая любовь есть.
Не слишком то Кирилл походил на влюбленного юношу. Ну да ладно, потом разберется.
Не успела она выйти на душную улицу, как ее окликнул знакомый противный голос:
- Таня, подожди!
Кто бы знал, как она не хотела останавливаться и поворачиваться к Лиле, но та ведь без царя в голове,- могла и броситься ее догонять, а с таким пузом совершать подвиги достаточно трудно и опасно.
Таня повернулась и ждала пока к ней подойдет Лиля. Она подмечала детали, видела, что живот бывшей подруги стал еще больше, что поправилась, перестала следить за собой, макияж не скрывает серого лица, блондинистые волосы хоть и коротко пострижены, очень безалаберно расчёсаны. А еще в руке женщины тлела недокуренная сигарета.
Пусть Таня сама не святая, но от такого ее покоробило. Она и раньше знала, что Лиля курит, но все же думала, что беременность и здоровье дочки что-то да значат для нее.
- Что тебе надо, Лиля?
- Ты не увезешь его никуда, поняла? Он мой сын! - женщина зашипела и, сделав последнюю затяжку, бросила окурок на землю и спокойно затушила ногой, - Никакой Москвы.
- Это не тебе решать, Кириллу уже шестнадцать, у него есть паспорт. Он живет не с тобой, ты его не обеспечиваешь материально уже давно. Так что, он может ехать куда хочет, без твоего разрешения, это подтвердит любой судья.
- Как ты сразу заговорила, судья! Зачем он тебе там?
- Господи, ты говоришь о своем ребенке как об игрушке какой-то.
- А кто он для тебя, не игрушка? Наиграешься и выбросишь, а я о сыне своем беспокоюсь! Ты ему никто.
Она чуть ли не орала, и плевать ей было что они стояли посреди улицы, под окнами Таниной конторы.
- Раньше надо было о нем беспокоиться. Раньше, Лиля! Он мой сын! Мой! - у нее руки зачесались,- так хотелось дать ей леща или оттаскать за патлы, как следует, и пофиг, что беременных не бьют.
- Ты ему не мать!
- Я, как раз-таки, и есть его мать. Это я его растила, я была рядом, когда он болел, это мне он рассказывал свои секреты, плакал мне в плечо, радовался вместе со мной. Я дула на разбитые коленки, делала с ним домашние задания, и оставляла в его комнате включенный ночник на ночь, чтобы «монстров» отпугивал. Это все делала я, а ты что делала? Ты только и могла, что: «Таня поговори с ним!», «Таня посиди с ним». Ты его пилила, шпыняла, и уматывала в койку к очередному мужику, а теперь пытаешься доказать, что ты его мать? Да пошла ты на хрен, мамаша. Рожай дочку и постарайся не повторять прошлых ошибок, может хотя бы дочка будет тебя любить.
- Ты совсем охренела что ли, думаешь святая такая, да? Вся из себя, значит, правильная мать, жена и так далее? - она саркастично расхохоталась, привлекая еще больше внимания прохожих, а от нашего офиса уже спешила охрана, - А чего ж тогда от тебя мужик сбежал? Чего ты своего собственного ребенка не завела, а? Потому что ты чокнутая, тебе все чужое нужно, тварь неблагодарная. Да если б я не дала тебе работу, где бы ты была? Сдохла бы вместе с мамашей своей придурковатой...
Звонкий хлопок огласил улицу.
У Тани горела рука, у Лили на щеке расползался красный след.
- Если ты, хотя бы, еще раз попробуешь открыть рот на меня или на мою семью и сына, я тебя закопаю собственными руками, поняла меня? - она приблизилась к Липовой настолько, чтобы их не слышали другие, и сквозь зубы цедила слова, - Я лишу тебя всего: прав на Кирилла, на твою дочку, и упрячу тебя в психушку, да так, что выйти оттуда ты сможешь только вперед ногами, ясно? Ты меня знаешь, я шутить не стану. Увижу тебя рядом с собой или Кириллом и пеняй на себя.
- Сука ты! - выплюнула эти слова Тане в лицо и отшатнулась.
- Сука. А ты дрянь, так и живем! - Таня мило улыбнулась Лиле, и спокойно отошла на пару шагов, кивнув охране, - Все в порядке, Коля, Лилия Сергеевна уже уходит.
Она ушла, не обернувшись.
Шла медленно, чеканя каждый шаг. Дышала размеренно, и молилась чтобы щеки не начали гореть, а ладонь перестала мелко дрожать.
Ее всю, внутри, будто помоями окатили.
Но и сама хороша. Не сдержалась, и теперь рука так горела, будто Таня, ладонью, не по коже ударила, а по раскаленным углям.
Как же мерзко стало ей. Хотелось умыться и руки вымыть с мылом, а лучше вообще стать под горячий душ и смыть с себя все слова и ощущения грязи на собственном теле.
О словах Лили она предпочитала не думать, но они отголосками, пока еще не застаревшей боли, отдавались во всем теле.
Сама ведь и, вправду, не святая. Мужа удержать не смогла, от собственного ребенка избавилась, зато...нет, не чужого, а скорей нашла родного и забрала его к себе.
Кирилл ей всегда был родным, всегда.
А сама не родила...потому что не хотела, не могла.
И с такой собой уже смирилась. Да, совершила то, что совершила. Но и расплатилась за это уже, сполна. Мужчина, которого она любит, с ней не будет. А другие ей не нужны.