Таня спрашивала его о детях, и он не был готов ей сказать ответ. Но самому себе уже давно ответил. Ему отец помог, точнее то, как он на мать с тоской смотрит. Сергей Михайлович Мелех на старости лет остался один на один со своей тоской по жене, которую отпустил, потому что она попросила.
Дима так жить не собирался. Если Таню придется заново влюблять в себя, он это сделал бы. Только не нужно.
Она его во всех смыслах. Телом, душой, умом. Она вся его. И он ее весь с потрохами. Абсолютно.
И детей он хотел, но только ее детей. От нее. Ни от кого больше. Потому что только ее одну любил, и только ее одну хотел видеть рядом с собой всегда.
ГЛАВА 17
Вот уж откуда не ждала неприятностей, так это от собственного организма. Слабость во всем теле была дикая, она, кажется, даже пальцем самостоятельно не могла пошевелить в первые два дня. Кожа чувствительная стала, до невозможности, - когда Олег и Кирилл помогали ей с кровати вставать, чтобы постельное бельё поменять и комнату проветрить, чуть ли не стонала от боли. Ужасное состояние.
Она часто слышала, еще, когда в школе училась, что многие специально зимой снег жменями жрали, чтобы заболеть... Они скрытые мазохисты, что ли? Как можно добровольно обрекать себя на такое состояние?
Ей по коже наждачной бумагой сначала прошлись, а потом солью натерли... вот такое было ощущение. Про боль в мышцах и суставах, она вообще молчит. Про больное горло и ежеминутный кашель, который легкие наизнанку выворачивает,- вообще не упоминает.
Гадское состояние.
И еще депрессия накатывает. Начинаешь себя жалеть, буквально упиваешься этой жалостью. Все плохие, а ты одна хорошая. Обидели девочку, а значит, головы с плеч у всех должны полететь.
Да. Маленький капризный ребенок, по сравнению с большим больным взрослым,- это цветочки.
Господи! Столько таблеток за один раз она в жизни не пила. Порой ей казалось, что у нее печень раньше откажет, чем пройдет эта дурацкая ангина.
И в душ сходить нельзя. Да кто это, вообще, придумал? Бред какой-то. Но, под угрозами своих домашних, Тане приходилось терпеть и делать, что велят.
В тот день, когда Дима уехал, после их разговора, она вообще не сознавала себя, как человека. Ей казалось, что она превратилась в какое-то безвольное существо, которое не понимает, что забыло в этом чертовом мире.
Так вот, возвращаясь к тому вечеру...
Кирилл на нее обиделся.
- Я не понимаю!? Зачем ты его выгнала?
Сын нервно расхаживал по ее спальне, предусмотрительно отодвинув софу ближе к стене, и весь центр комнаты от кровати до той самой софы был в его распоряжении. Кажется, на ковре останутся следы от его метаний туда-сюда. Сама она лежала под теплым одеялом, точнее полусидела в кровати, опираясь спиной на три подушки, которые ей заботливо подсунул сам Кирилл, пила имбирный чай, делая глотки сквозь слезы, потому что горло болело нещадно. А Кирилл все возмущался и возмущался.
- Я его не выгоняла. Он уехал, потому что так надо, и прежде, чем ты начнешь снова меня в чем-то обвинять, лучше расскажи-ка, как давно вы перешли на такое тесное общение? И почему ты зовешь его «папа»? - если бы у нее были силы, она бы сама вскочила и металась по комнате точно так же, как и сын. Но приходилось лежать, сил не было.
- Да какая разница, как давно, и вообще!? Ты моя мама, ты его любишь, значит, и я могу его любить. Он заслуживает этого, по крайней мере, от меня, точно.
- И поэтому ты зовешь его отцом? Потому что он этого заслуживает? - если бы он только знал, как сделал больно этими словами ей.
- Да нет же, - парень остановился, как вкопанный посередине комнаты и уставился на нее, - Он... мама ты знаешь какой он. И... и мы разговаривали постоянно, он поддерживал меня, советовал. Да просто интересовался моими делами. А это намного больше, чем делал Вова, намного. И он тебя любит, разве этого недостаточно?
- Если ты считаешь его своим... - ей физически было больно произнести это, - Своим отцом, своим человеком и частью своей семьи, то я не могу тебе запретить этого, но Кирилл, дорогой, ты понимаешь, что и он к тебе привязался?
- Да, мама, - он сглотнул, - Я хочу, чтобы мы все были вместе. Жили одной семьей. А ты взяла и выгнала его! Зачем?
- Во-первых, сбавь-ка децибелы, молодой человек, ты с матерью разговариваешь или с кем? И так голова трещит по швам. И во-вторых, мои отношения с Димой тебя не касаются. Твои отношения с ним не касаются меня. Я тебе не запрещаю, общайтесь, но не нужно на меня давить и говорить, как я должна поступать в нашей с ним ситуации.
- Еще скажи, что я слишком мал и не опытный, чтобы понимать что-то в ваших отношениях, - обиженно буркнул, - Ты что, его больше не любишь?
- Кирилл, сынок, - она протянула руку к нему, желая прикоснуться к вихрастой макушке, чтобы успокоить бурю у него внутри, парень подошел к ней, сел на постель и позволил ее руке пригладить свои волосы, - Любовь, она не всегда значит, что людям нужно быть вместе, понимаешь. Мы уже пытались, и те годы моей жизни, они были прекрасными, но те моменты, на которые мы наткнулись и из-за которых разошлись, они никуда не делись. Проблема не решена, и я не уверена, что мы сможем ее решить.
- Какая проблема? Ты ведь его простила, я точно знаю, что простила за измену, мам. Ведь простила?
- Простила. И он меня простил. Только дело не в этом, - она сглотнула ком в горле, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы объяснить сыну свою позицию и не настраивать его против Димы, - Мы, точнее Дима, он хотел и хочет ребенка, а я нет,- и это основная причина. Даже, если мы сейчас будем вместе, через какое-то время он все равно захочет еще детей, а я... я не смогу ему этого дать.
- И ты боишься повторения, - закончил он за нее.
- И я боюсь повторения, - своей горячей от жара рукой погладила его по прохладной щеке, - Как бы я тебя ни любила, еще одно предательство от Димы я не вынесу. Просто не смогу, и именно этого я боюсь больше всего. И я не хочу, чтобы ты пострадал из-за наших с ним проблем.
Внутренне она еще переваривала новости по поводу статуса Димы в глазах ее ребенка, не смирилась. Но говоря вслух, аккуратно подбирала слова, видя с каким пылом, Кирилл бросается на защиту... отца.
- Это неправильно! Не правильно! Ты... ты и он, вы такие счастливые рядом всегда были, и даже сейчас. Он тебя любит, ты любишь его... и все эти твои причины просто отмазки. Ты просто боишься, и все!
То, как он говорил с ней, с какой скрытой детской обидой, ранимостью, так ему не свойственными... Слезы появились на глазах, но уже не из-за боли в горле. Таня понимала и видела, что обижает сына своим поступком, но и по-другому не могла. Быть с кем-то только для того, чтобы твой ребенок был счастлив, - не правильно, потом может стать гораздо хуже. А у Кирилла такой возраст сложный. Время юношеского максимализма, когда кажется, что только ты один во всем мире знаешь, как правильно поступать. У него есть негативный опыт в семье, он много пережил, но он все еще ребенок, как бы не пытался быть взрослым. И эти его слова она попыталась пропустить мимо ушей, чтобы они не легли камнем обиды у нее в душе.
Но сказать ему ничего не успела, в дверь позвонили.
Странно. У Олега есть ключи, Дима уехал, может Саныч наконец одумался?
- Я открою! - недовольно бросил сын и пошел открывать.
А Таня лежала и гадала, кого там принесло на ночь глядя, пока не услышала из коридора знакомый голос и улыбка сама по себе вылезла на лицо.
- О, здорово, Кирилл! Господи, ты здоровый то какой стал, а! Блин, это ж, когда я тебя видел в последний раз? Тебе сколько тогда было?