Олег, ничуть не изменившийся за время, что Дима его не видел, тоже обернулся к ним и пытался увидеть то, что так разгневало Татьяну, но не заметил ничего, что могло бы как-то Диме помочь или подсказать.
- Кирюха, а ты все растешь, а? Вот вроде недавно виделись, а ты смотри, опять вымахал, детина ты великовозрастная!
Олег шутливо осуществил захват, и Кирилл оказался притиснутым к нему, без возможности помешать мужчине лохматить и без того лохматую голову. И пока эти двое развлекались, Дима смог немного поговорить с Таней и убедиться, что ему не показалось: что-то в виде Кирилла ее расстроило.
- Что у вас случилось? - она набросилась на него дикой кошкой, шипела слова сквозь зубы.
- У нас все хорошо, а у вас?
- Дима, мне не до шуточек, на нем лица не было, когда вы из машины вышли! Что случилось? Вы поругались?
Дима должен был сказать, как и что произошло, чтобы и самому разобраться, и убедить Кирилла в том, что все, что он себе придумал, а так и произошло, видимо, неправда и правдой никогда не будет.
- Дай нам самим разобраться, пожалуйста.
- Он мой сын, и, если ты или кто-то другой только посмеет....
- Да-да, я понял, ты битой будешь им всем доказывать, как они не правы. Но только не мне. Во-первых, эту биту тебе подарил я, а во-вторых, он и мой сын тоже. И я не меньше твоего беспокоюсь о нем, и тоже готов искалечить любого, кто вздумает ему причинить вред. Но, Таня, он взрослый парень и не надо его опекать сверх меры, если он захочет тебе или мне рассказать, что его так огорчило тогда ладно, а так...
- Дима, я и так все это знаю, - она опустила взгляд на свою обувь, стараясь не смотреть в его глаза, - Просто мне сложно сдерживаться. Когда я была в его возрасте, и младше, никто не считал нужным драться за меня, и я помню, что думала о себе из-за этого чувства никому ненужности. И не хочу, чтобы и он переживал такое.
- У него есть мы, ты и я, а еще Олег, Саныч, у него есть огромная семья и его есть, кому защищать, но нельзя делать это постоянно...
- Потому, что он мужчина? Да, знаю.
Ему невыносима была мысль, что Таня сомневается в себе и в своих силах по воспитанию парня, он видел, как она напряжена и волнуется, и даже не замечает из-за своих волнений, как близко он к ней подошел.
Дима стоял впритык, через тонкую рубашку чувствовал жар, исходящий от нее. Мог чуть глубже вдохнуть и ощутить немного терпкий аромат ее духов и лосьона для тела с грейпфрутом (ее любимый), и ромашковый шампунь.
Таня закусила губу, теребила пальцами край, наброшенного на плечи кардигана, и Дима не выдержал.
Склонился ниже и просто прижался своими губами к ее виску. Глубоко вдохнул и выпустил горячий воздух ей в кожу, и был очень довольным, когда почувствовал, как она вздрогнула всем телом и покрылась мурашками. Подняла на него немного рассеянный взгляд и не успела спрятать свои чувства.
Разве могут они быть порознь, когда сами не замечают, как продолжают друг за друга фразы?
Как неуловимо меняются ориентиры, когда одному стоит увидеть другого?
Правильно! Не могут!
Провел пальцами по ее скуле вниз, коснулся чуть приоткрытых губ и легонько, чтобы не сделать больно, сжал подбородок, заставляя посмотреть прямо ему в глаза.
- Ты прекрасная мать. Ты все делаешь правильно, и я понимаю, как порой, тебе тяжело сдерживаться и не спрятать его от всего мира. Иногда мне хочется сделать то же самое с ним, и с тобой. Если только ты позволишь быть мне рядом. С вами.
Он видел, как ей сделалось страшно от его слов, но и одновременно, сладко. Ощущал дрожь ее тела, потому что его собственное, тоже ловило какой-то кайф от такой близости, болезненной и мимолетной, но все же, они были рядом, и никто не мог оторвать их друг от друга.
Они не заметили, как Кирилл и Олег прекратили шуточную потасовку, и теперь просто стоят, разговаривая, и посматривают в их сторону, с одинаковой завистью в глазах, хотя и вспоминают абсолютно разных женщин.
- Я боюсь, Дима, я очень боюсь ошибиться и сделать нам всем больно. Я больше не переживу.
Она шептала тихо-тихо, чтобы никто в мире не мог услышать об этом ее страхе, и он видел, как ее глаза заблестели от сдерживаемых слез. Ей было страшно, при мысли, что они вновь могут сделать друг другу больно.
Но быть без нее, было невыносимо.
- Я хочу, чтобы ты и Кирилл были рядом, - всегда, каждый день, - он видел, что она хочет ему возразить, и пальцем прижал ее губы, - Нет, послушай. Ты можешь привести мне кучу аргументов, почему нам не надо даже пытаться, я знаю, ты юрист, и хороший, это твоя работа. Но, милая, я тебя люблю и его тоже люблю, и, если он будет моим единственным ребенком, значит пусть так. Подумай, только подумай, как мы можем быть счастливы все вместе, просто подумай, представь. Каждое утро вместе, каждый день. Семейные завтраки со спешкой, потому что кое-кто проспал, шутки и пикировки, обсуждение планов на день. Ужины: веселые и грустные, утомленные и бодрые, но всегда счастливые, потому что мы будем вместе. Я хочу свою жену обратно, и своего сына. Ваше место рядом со мной, веришь?
Дима по глазам видел, что верила в данную минуту и секунду. И она бы согласилась, прямо здесь и сейчас, но потом бы испугалась и не пройдёт пары часов, как откажется от своих слов.
- Две недели на раздумья, и я буду ждать твой ответ. И даже, если ты откажешься, я не исчезну из вашей жизни, потому что, со штампом в паспорте или без, но ты и он - моя семья. И я его усыновлю, в любом случае.
Ладонями обнял ее лицо и склонился для поцелуя.
Сладкого и тягучего, нежного и необходимого, как воздух.
Он целовал ее без спешки и напора, просто касался ее губ своими, смешивал их дыхания и, наконец, она откликнулась на его ласку. Сама подалась навстречу и углубила поцелуй. Сама его целовала, но требовательно и немного жадно.
А потом резко отстранилась, и, наверное, упала бы, но он держал ее в своих руках и не позволил бы.
- Две недели, Таня, и ты должна решить, примешь ли меня таким, какой я есть, или нет.
- А ты? Ты принял меня такой? - в ее глазах мелькнула застарелая боль, но он не отвел взгляд, а смотрел, пытаясь доказать, что для него она всегда была и будет самой лучшей, несмотря ни на что.
- Принял, и всегда буду...потому что, люблю.
ГЛАВА 21
Две недели, за которые ей предстояло принять самое сложное и самое важное решение в своей жизни, истекали с каждой минутой и с каждой секундой, все быстрее и быстрее.
Спроси Таню, как она прожила эти тринадцать дней, она бы с трудом смогла бы подобрать слова и правильно пояснить, почему не может сосредоточиться на работе. Все валится из рук, которые, стоит только вспомнить о Диминых словах, начинают мелко подрагивать, а дыхание, и так до этого не ровное, и вовсе исчезает, и грудь сдавливает от нехватки воздуха.
Нормально ли это?
Нет!
Но, взять себя в руки и прекратить терзаться сомнениями и остальными глупостями, не получалось, причем совсем.
Тринадцать дней.
Тринадцать бессонных ночей.
Триста двенадцать часов сомнений и страхов, столько же часов невероятного подъема и беспричинных улыбок.
Десять часов разговоров с новым психотерапевтом.
Снова казалось, что она сходит с ума, что теряет управление над своей жизнью.
Таня услышала то, что Дима ей сказал. И очень хотела поверить в его слова. Просто взять и довериться, послать все сомнения, вопросы, проблемы в самое пекло и поехать к нему.
Прижаться посильней, вдохнуть полной грудью его запах, его тепло, ощутить крепкие и надежные руки на своем теле и сказать, что она любит его вот таким, какой он есть. Что только он, и никто другой, может заставить ее жить по-настоящему, потому что только он является для нее жизнью.
И в какой-то момент она даже порывалась сказать своему заместителю, что ей нужно отъехать на пару часов и уже выходила из своего кабинета, а потом застывала на пороге, зацепившись за мысль.