– Понятно. А он всем этим занимался? То есть, как ты сейчас?
– Господи, конечно, нет! Еще чего! Он нашел Оливье Маршана. Поручил все ему. Это был мудрый шаг. Мне было семь лет, когда я впервые приехал сюда. И полюбил шато.
– Это твой дом, – просто сказала она. – Ты здесь свой. Ты любишь винодельню и виноградники. Ты знаешь, тебе очень и очень повезло. Ты нашел свое место в мире, нашел дело, которое тебе по душе. Свое призвание. Понял, как ты хочешь жить. У очень многих людей это не получается никогда.
– Но у тебя, Кэтрин, получилось. Ты знаешь, что хочешь, – сказал я. – Знаешь, куда идешь. В каком-то смысле, ты похожа на Вивьен. У вас обеих очень направленное зрение, точно сфокусированное. Вы очень деятельные женщины, и трудолюбивые, слава Богу. Не выношу праздных женщин, бездельниц.
– Я тоже. Я не могу с ними дружить, у нас нет ничего общего, нам не о чем говорить. Я всегда знала, что буду изучать историю в Оксфорде, была уверена, что получу докторскую степень, а потому буду читать лекции и писать статьи. Мне повезло, что у меня есть писательская жилка. И по натуре я очень старательная.
– Как твоя книга? Последние недели ты так усердно над ней трудилась. Настоящий маленький трудолюбивый бобер.
Она засмеялась, лицо ее посветлело.
– Здесь так хорошо работать! К тому же, книга пишется легче, чем я ожидала. Только вот не знаю, кто будет ее читать, – она с сомнением покачала головой.
– Множество людей, – сказал я убежденно. – Помяни мое слово.
Она опять засмеялась.
– Вряд ли. Кому интересен Фулк Нерра, граф Анжуйский, военачальник и хищник, известный под прозвищем Черный Ястреб, основатель Анжевенской династии и родоначальник Плантегенетов? Наверное, только для меня и имеет значение, что дом Анжу более века придерживался своей жестокой линии достигшей кульминации в 1154 году, когда потомок Фулка Генрих Плантагенет, граф Анжуйский, стал королем Англии, женился на Леоноре Аквитанской и произвел на свет сына, ставшего впоследствии известным как Ричард Львиное Сердце.
– Мне, например, это интересно, – горячо заявил я. И это была правда. – Ты хороший рассказчик. Несмотря на то, что имеешь дело с фактами, а не выдумками. Т меня заинтриговала, когда рассказала о франко-английских связях. Кажется, Генрих и Элеонора всю жизнь разыгрывали некую мыльную оперу.
– Можно сказать и так, – отозвалась Кэтрин с громким смехом, ее это сравнение явно позабавило. – Я полагаю, что их совместная жизнь шла на… повышенных тонах, как в опере, – сыновья вечно соперничали и ссорились, Элеонора постоянно вмешивалась не в свои дела и заводила интриги, Генрих волочился за женщинами и то и дело отправлял Элеонору в ссылки в какой-нибудь из своих многочисленных замков.
– Об этом можно снять чертовски хороший фильм.
– Меня уже опередили. Один сценарист. Деймс Голдмен. Он написал сценарий «Лев зимой», это Генрихе Плантагенете и Элеоноре Аквитанской.
– Питер О'Тул и Кэтрин Хэпберн! Точно! Я видел этот фильм. Забавная семейка. Заняты совершенно не тем, чем должны. Прямо как короли в наши дни. Наверное, все дело в королевских генах.
– Только не в данном случае. Виндзоры – не потомки Плантагенето. Они немецкого происхождения через королеву Викторию и ее супруга принца Альберта. Он ее родственник и чистокровный немец. Она тоже, строго говоря. Ее мать была немецкой принцессой, а отцом – герцог Кент. Он – потомок ганноверских королей, которых пригласили править Англией, потому что они в родстве со Стюартами. Виктория появилась на свет в результате усилий братьев Георга IV произвести на свет наследника. Но вернемся к Плантагенетам. Их в конце концов затмили Тюдоры. Когда умерла Елизавета I, английский трон перешел к ее дальнему родственнику Джеймсу Стюарту, королю Шотландии.
Я засмеялся.
– Что бы ты ни говорила, а я уверен, что твою книгу будут читать многие. Ты так хорошо все излагаешь. Все звучит так… современно.
– Да ведь человеческая природа почти не изменилась, Джек. Плантагенеты были весьма колоритными фигурами. Не забывай, я пишу не о них, а о Фулке Нерра. Он-то никого не интересует. Кроме меня и моего издателя.
– Не надо так думать. Послушай, не мое дело давать тебе советы. Но ты добавь в свой рассказ побольше о Плантагенетах. Ручаюсь, это будет бестселлер.
– Твоими бы устами да мед пить, – засмеялась она.
Мы спустились со склона, поросшего виноградниками. Остановившись, я взял ее за руку.
– Мне нужно еще пару часов поработать с Оливье. А ты? Еще посидишь над своей книжкой?
– Немного. А потом я, наверное, поеду покататься верхом. Очень полезно – проскакать хорошим галопом по полям. Всю паутину сдует. Ты не будешь возражать, если я возьму Черного Джека? Я с ним неплохо справляюсь.
– Я уже сказал, что ты можешь брать любую лошадь. Можешь и Черного Джека.
Она поцеловала меня в щеку.
– Спасибо. Желаю хорошо провести время. Не перерабатывай.
Я улыбнулся.
– И ты тоже.
Она направилась к шато, когда я окликнул ее:
– Кэтрин!
Она обернулась.
– Да? Ты что!
– Как насчет обеда в Эксе? Давненько мы там не бывали.
– Прекрасная идея, дорогой.
– Я закажу столик в «Кло де ля Виолет». Ладно?
– Чудесно.
Помахав рукой, она пошла своей дорогой.
Я направился к винодельне. Проходя мимо «Домашней фермы», я замедлил шаги. Не навестить ли мадам Клотильду? Она хозяйничает на ферме. Также, как и ее мать в прежние времена. Я знал ее с тех пор, как был маленьким мальчиком. Она тогда была подростком. Ее муж Морис работает на виноградниках. Он помогает ей на ферме, как и их дочь Элен и сын Винсент.
Она всегда радуется моему приходу, тут же варит кофе с молоком, приносит горячие бриоши или тартинки.
И все же, я прошел мимо. Меня ждет Оливье. Он хочет, чтобы я глянул на какие-то бутылки с вином. На множество бутылок. Ему кажется, что с ними что-то не так. Наверное, «бутылочная болезнь». Надеюсь, что только и всего. Вино, заболевшее в бутылках, обычно очищается само, если его оставить в покое.
18
– На поверхности вина из этой партии появилась тонкая пленка, – сказал Оливье, когда я нашел его в разливочной.
– «Болезнь цветка» – я думаю, – воскликнул я. Она чаще всего портит вино, на поверхности появляется пена или пленка.
– Вы правы, Жак, – отозвался Оливье, – но, к счастью, это всего лишь молодое вино, которое мы сделали в прошлом году. Две бочки. Невелика трагедия.
– По дороге сюда, – сказал я, кивнув в знак согласия, – я думал, не «бутылочная» ли это болезнь?
– Нет, здесь дело посерьезней. И это еще небольшой дефект.
– Придется его вылить.
– Вероятно. Но давайте не будем задерживаться на этом, у нас такое случается редко. Я хотел вас видеть, Жак, еще и по другой причине. Куда более важной. Пойдемте в погреб.
– Пойдемте. – Повернувшись на каблуках, я пошел впереди. Ясно, у Оливье есть какой-то сюрприз. Приятный. По лицу видно.
Мы спустились в погреба.
Они занимали огромную площадь под землей. Здесь вино зреет и сортируется по чанам, бочкам и бутылкам.
В конце погреба, где зреет красное вино, было немного свободного места, где мы обычно дегустировали вина. Сюда-то и вел меня Оливье. Полки с бутылками образовали угол с двумя стенами. Там стояли стулья и стол. На столе – обязательная белая свеча в подсвечнике, коробок со спичками, разная утварь и аккуратно сложенная белая льняная салфетка.
Оливье поставил на стол бутылку вина и два стакана. Первое, что он сделал, – зажег свечу.
Я наблюдал за ним. Он был высок, и начав откупоривать бутылку, слегка наклонился над столом. Оливье – мой наставник, учитель и друг. Спокойный и сдержанный, очень симпатичный человек. Ему шестьдесят лет – в два раза больше, чем мне. Но выглядит он гораздо моложе своих лет. Может быть, потому, что он – счастливый человек. Он любит свою жену, своих детей, работу и очаровательный старый сельский дом, где живет со своей семьей. Этот дом, тоже моя собственность, стоит за полями, у фруктового сада. Оливье и его жена Клодетта устроили там уютное жилище.