– Да, утверждаю. Я думаю, что он не любил меня, в том смысле, в каком мы с тобой любим кого-то. Конечно, он говорил, что любит меня, но это только слова. Он искренне заботился обо мне, о моем благосостоянии, был увлечен мной в физическом смысле. Очень увлечен. Но физическую страсть нельзя приравнивать к любви.
– Да, вот это поворот! – сказал Джек так мягко, как это не часто ему удавалось.
– Я вижу его по-новому, – отозвалась я. – Я лучше понимаю его, вот и все. И люблю его не меньше, чем всегда. Изменился мой взгляд на него. Но не мои чувства. Они остались прежними.
– Понятно.
– Постарайся признать, что он не виноват, Джек, а? Тебе станет легче, если ты это сделаешь. У тебя нет причин ненавидеть его. Он был хорошим отцом.
Джек ничего не ответил. Он смотрел на меня, и вдруг я поняла, что убедила его, хотя он этого и не сказал.
Я пила шампанское. И молчала.
Неожиданно Джек воскликнул:
– Но он всегда отбирал у меня то, что я хотел…
– Что ты имеешь в виду?
– мою Необыкновенную Даму, например. Твою мать. Я очень любил Антуанетту.
От изумления я просто рот раскрыла.
– Джек, ведь моя мать была матерью и для тебя! Она была взрослая женщина. Они были влюблены друг в друга. Она его обожала. О чем ты говоришь?
– Не знаю… я всегда ощущал, что между нами существует какое-то соперничество… из-за ее любви, внимания. И из-за твоей любви тоже. Я не мог поверить, что ты вышла за него замуж. Он отнял тебя у меня.
– Ох, Джек, прости. мне очень жаль, что ты пестовал в себе эти чувства – гнев, крушение надежд. И, очевидно, многие годы. Но Себастьян не был твоим соперником, как же ты не понимаешь? Ты ведь был маленьким мальчиком. А он – мужчина, неотразимо привлекательный для женщин.
Джек тяжело вздохнул.
– Как говорится, с больной головы на здоровую… Наверное, это я чувствовал себя соперником. Ты это хочешь сказать?
– Да, Джек, да, – я наклонилась к нему. – Я хочу, чтобы ты сделал одну вещь для меня. И для себя, и это жизненно важно, поэтому, пожалуйста, будь внимателен, перестань разглядывать зал и послушай меня.
Он перестал и сказал:
– Я слушаю, Вив.
– Я хочу, чтобы ты поехал в Лондон. немедленно! Не теряя времени! Я хочу, чтобы ты встретился с Кэтрин привез ее в Экс-ан-Прованс. Я хочу, чтобы ты женился на ней сразу же, тогда и ребенок родится в законном браке.
– Зачем это нужно?
– Затем, что я хочу, чтобы ты начал новую жизнь. Я хочу, чтобы продолжилась династия Локов. ребенок, которого носит Кэтрин, – это будущее династии. А сама Кэтрин – твое будущее, Джек. Ты никогда не найдешь женщину, которая больше подходила бы тебе, чем она. И она тебя любит.
Он сидел и молча слушал каждое мое слово.
– Странно, – продолжала я, слегка улыбнувшись. – Я вдруг поняла, что Кэтрин любит тебя совершенно также, как я любила Себастьяна.
Он вопросительно посмотрел на меня, и я не могла не отметить, как он был похож в этот момент на своего отца. Он поднял темную бровь, устремив на меня синие глаза.
– А это как? – спросил он наконец.
– Всей душой, всем сердцем, всем рассудком.
38
Тишина, царящая на старой мельнице в Лормарэне, была отдохновительна, как я и предполагала. Вот почему я люблю возвращаться в Прованс, погружаться в покой своего дома, вновь открывая для себя его красоту и красоту сада.
В это последние две недели покой был просто Божьим даром. Я разбиралась в своих беспокойных мыслях, наводила порядок в душе.
Наконец-то мне все ясно. Я все поняла и обо всем договорилась с собой.
Я изменилась.
Я никогда уже не буду прежней.
Я никогда уже не буду видеть мир так, как видела его прежде.
Эти перемены произошли с помощью событий, от меня не зависящих, – самоубийства Себастьяна, исповеди графини Зоэ, проницательности Кэтрин, моего нового знания о тех людях, которых я, казалось, хорошо знала, но, как выяснилось, не знала совершенно. И моего нового понимания себя самой. Я осознала, что сейчас я должна идти одна. Это отчасти стало ясно по тому, что я не могла принять на себя никаких обязательств по отношению к Киту Тримсейну. Но, впрочем, это я знала и раньше.
Мы с Джеком сблизились еще больше, возможно, из-за того, что я так откровенно рассказала ему о Себастьяне, о своем новом взгляде на него. И как-то помогла Джеку яснее увидеть будущее.
Наконец-то Джек живет в мире с самим собой. Он поборол ненависть к отцу; сумятица в его душе улеглась. Следуя моему совету, он поехал в Лондон к Кэтрин и привез ее в Экс-ан-Прованс. Мы вместе уговорили ее стать его женой.
Они поженились вчера в шато д'Коз.
На свадьбу никого не приглашали. Мы втроем так решили. Присутствовали Оливье Маршан с женой, мадам Клотильда с мужем и кое-кто из старых работников имения, которых Джек, Люциана и я помним с детства.
Люциана и Джеральд прилетели из Лондона, и Люциана держалась со мной так сердечно, что я изумилась. У нее счастливый вид, она поздоровела. Перемена так очевидна, что я подумала – уж не беременна ли она.
Ленч подали в саду. Был очаровательный майский день, цвела сирень во всем своем великолепии, а Кэтрин была такой красивой невестой в бледно-розовом платье и фате, спадающей с рыжих волос. Джек в жизни не был таким нарядным. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка, серый шелковый галстук, и он напоминал отца, как никогда прежде. И таким счастливым я тоже никогда его не видела. Я очень волновалась за него, за них обоих. У них все будет хорошо. За эту чету я не боюсь.
Поднявшись из-за письменного стола, я подошла к французской двери, выходящей в сад. Постояла немного, любуясь прекрасным вечером. Потом вышла на террасу.
Мои глаза устремились вдаль.
Солнце садилось, и небо на закате все время менялось. У меня дух захватило от сочетаний вермильона и оранжевого, переходящих в персиковый и золотой; фиолетового, перетекающего в аметистовый; лилового, очерченного бледно-бледно-розовым. Давно уже я не видела таких великолепных закатов.
Сияющий свет, струящийся из-за темнеющих облаков, казался сверхестественным, словно исходил из какого-то источника, скрытого за линией мглистых холмов.
Я смогла оторвать взгляд от этой потрясающей картины, только когда зазвонил телефон.
Я вошла в библиотеку и подняла трубку.
– Vieux Vjulin. – Слушаю.
– Madam Trent, s'il vous plait.[15]
– Это я. Юбер, это вы?
– C'est mois, Madame. Bon soir…[16] – голос его прервался и дрожал, и он пытался овладеть собой.
Я поняла, что он хочет сказать, еще до того, как он опять заговорил.
– Графиня, да? – тихо спросила я.
– Да, мадам. Она только что умерла. Уже после полудня она поняла, что умирает. Она попросила меня сообщить вам. «Позвоните мадам Трент немедленно, Юбер. Ей нужно сообщить сразу же». Вот как она сказала. Это было ее последнее желание. Она умерла спокойно, мадам. И с миром.
– А ее сын Шарль был рядом, Юбер?
– Да. Граф с супругой были у ее ложа, и их маленький сын. И мадемуазель Ариэль. На прошлой неделе мсье, наконец, убедил свою мать и вызвал сестру из Африки.
– Я очень рада, что все они были рядом, – сказала я дрожащим голосом. И вытерла слезы. – Спасибо, Юбер, что дали мне знать. Доброй ночи.
– Доброй ночи, мадам.
Положив трубку, я опять вышла на террасу. Сошла по ступеням в сад, который когда-то разбили мы с Себастьяном.
Как красив мой сад! Цветы в этом саду распустились рано. Бордюры пестреют множеством красок, вечерний воздух напоен смесью цветочных запахов.
Я смотрела на поля лаванды и дальние луга. Все как будто в тумане – это слезы мешают мне видеть.
Я думала о графине Зоэ. Она научила меня, что от прошлого нельзя уйти. Себастьян был моим прошлым, и какая-то часть моего «я» всегда будет принадлежать этому человеку. Но я отпустила его… Я, наконец, изгнала этот призрак. И теперь могу жить дальше. Могу начать жизнь сначала, как и Джек.
Графиня Зоэ освободила меня.