Вудхауз Пэлем Грэнвил
Так держать, Дживз !
Пелем Гренвилл Вудхауз
Так держать, Дживз!
ГЛАВА 1
Дживз и неотвратимость судьбы
Не стану скрывать, что в то утро я уселся завтракать с тяжёлым сердцем. Дело в том, что сегодня мне предстояло отправиться на три недели в загородный особняк тёти Агаты в Уллэм Черси в Херефордшире. Мы, Вустеры, обладаем железной волей, и внешне я был абсолютно спокоен, но в душе моей затаился страх.
- Дживз, - сказал я, - сегодня утром мне невесело.
- Вот как, сэр?
- Да, Дживз. Совсем невесело. Так невесело, что дальше некуда.
- Мне очень жаль, сэр.
Он снял крышку с тарелки, и моему взору предстала весьма аппетитная яичница с б., в которую я угрюмо ткнул вилкой.
- Почему, - вот о чём я всё время себя спрашиваю, Дживз, - почему моя тётя Агата ни с того ни с сего пригласила меня погостить в свою усадьбу?
- Не могу сказать, сэр.
- Только не потому, что она меня любит.
- Нет, сэр.
- Всем известно, что тётя Агата терпеть меня не может, так как считает, что во всех её неприятностях виноват я один. Сам не знаю почему, но как только наши пути пересекаются, если так можно выразиться, проходит совсем немного времени, прежде чем я совершу какой-нибудь жуткий промах, после чего она, так сказать, начинает гоняться за мной с топором. В результате тётя Агата считает меня жалким, ничтожным червём. Я прав или нет, Дживз?
- Безусловно, сэр.
- И тем не менее сейчас она категорически настаивает, чтобы я плюнул на все свои дела и примчался к ней в Уллэм Черси. Должно быть, она задумала что-то зловещее, Дживз. Теперь ты понимаешь, почему я невесел?
- Да, сэр. Простите, сэр, по-моему, к нам пришли. Звонок в дверь, сэр.
Он исчез, а я ещё раз мрачно ткнул вилкой в яичн. с беконом.
- Телеграмма, сэр, - сказал Дживз, материализовавшись у моего локтя.
- Вскрой её, Дживз, и прочти вслух. От кого она?
- Телеграмма не подписана, сэр.
- Ты хочешь сказать, в конце нету имени?
- Именно это я и имел в виду, сэр.
- Дай посмотреть.
Я пробежал телеграмму глазами. Более чудного сообщения я в жизни не получал. Именно чудного, другого слова мне не подобрать.
Текст был следующий:
<Помни когда сюда приедешь жизненно важно ты меня не знаешь>
Мы, Вустеры, не отличаемся большой сообразительностью, в особенности за завтраком, и я почувствовал, как у меня тупо заломило затылок.
- Что это значит, Дживз?
- Не могу сказать, сэр.
- Тут написано <когда сюда приедешь>. Куда сюда?
- Обратите внимание, сэр, что телеграмма отправлена из Уллэм Черси.
- Ты абсолютно прав. Из Уллэм, как ты справедливо заметил, Черси. Это нам кое о чём говорит, Дживз.
- О чём, сэр?
- Понятия не имею. Как ты думаешь, могла тётя Агата отправить эту телеграмму?
- Вряд ли, сэр.
- И опять ты прав. Тогда мы можем с уверенностью утверждать только одно: неизвестная личность, проживающая в Уллэм Черси, считает жизненно важным, что я её не знаю, Так, Дживз?
- Не могу сказать, сэр.
- Однако, если взглянуть на дело другими глазами, с какой стати я должен её знать?
- Совершенно справедливо, сэр.
- Значит, нам остается надеяться, что эта загадочная история со временем прояснится. Мы будем терпеливо ждать, и рано или поздно тайное станет явным.
- Я не смог бы выразиться точнее, сэр.
Я прикатил в Уллэм Черси около четырёх и нашёл тётю Агату в её логове. Она писала письма, и, насколько я её знал, письма агрессивные с ругательными постскриптумами. Когда она меня увидела, лицо её не озарилось радостью.
- А, это ты, Берти.
- Да, это я.
- У тебя нос испачкан.
Я полез в карман за платком.
- Хорошо, что ты приехал рано. Я хочу поговорить с тобой, прежде чем ты встретишься с мистером Филмером.
- С кем?
- С мистером Филмером, членом кабинета министров. Он у меня гостит. Даже ты должен был слышать о мистере Филмере.
- Ах да, конечно, - сказал я, хотя, честно признаться, понятия не имел, что он за птица. Занимаясь то одним, то другим, я как-то забываю следить за карьерой политических деятелей.
- Я настоятельно прошу, чтобы ты произвёл на мистера Филмера хорошее впечатление.
- Нет проблем.
- Не смей разговаривать таким тоном, словно для тебя нет ничего легче, чем произвести на кого-то хорошее впечатление. Мистер Филмер человек серьезный, волевой, цельный, а ты один из легкомысленных, никчемных прожигателей жизни, к которым он относится с большим предубеждением.
Суровые слова, - в особенности когда их произносит, так сказать, твоя плоть и кровь, - но вполне в её духе.
- Таким образом, пока ты находишься в моём доме, ты сделаешь всё возможное, чтобы тебя не приняли за никчемного, легкомысленного прожигателя жизни. И прежде всего ты бросишь курить.
- Ох, послушай!
- Мистер Филмер - президент <Антитабачной лиги>. Кроме того, тебе придётся воздержаться от употребления алкогольных напитков.
- Ох, проклятье!
- И, помимо всего прочего, будь любезен, не заводи разговоров на темы о барах, бильярдных и актрисах. Естественно, мистер Филмер составит о тебе своё мнение в основном по разговорам.
Я решил прояснить ситуацию.
- Но зачем мне производить на мистера Филмера хорошее впечатление?
- Затем, - сказала моя престарелая родственница, пронзая меня взглядом, что я настоятельно об этом тебя прошу.
Неостроумный ответ, но по крайней мере она ясно дала мне понять, что говорить нам больше не о чем, и я ушёл от неё, испытывая адские душевные муки.
Решив прогуляться, я вышел в сад и, прах меня побери, первым делом увидел малыша Бинго Литтла, стоявшего ко мне спиной.
Мы с Бинго дружили чуть ли не с пелёнок. Родились мы с разницей в несколько дней в одном и том же местечке под названием Лондон, вместе прошли Итон и Оксфорд, а в зрелые годы от души порезвились в доброй, старой Метрополии. Если кто и мог скрасить весь ужас моего существования в Уллэм Черси, так это Бинго.
Правда, я никак не мог понять, как он здесь очутился. Видите ли, недавно малыш женился на знаменитой писательнице, Рози М.Бэнкс, и когда я видел его в последний раз, собирался ехать с ней в Америку, куда она направлялась, чтобы прочитать курс лекций. Я совершенно четко помнил, что Бинго клял всех на свете, так как из-за поездки вынужден был пропустить скачки в Аскоте.
И тем не менее, хотите верьте, хотите нет, он стоял передо мной собственной персоной. Горя желанием увидеть дружеское лицо, я вскричал сам не свой от восторга:
- Бинго!
Он резко повернулся, и, прах побери, лицо у него было совсем не дружеское. Скорее оно было (это выражение часто употребляется в детективных романах) искажено яростью. Он замахал руками, словно регулировщик на оживлённом перекрестке.
- Шшшш! - прошипел он. - Ты хочешь меня погубить?
- А?
- Разве ты не получил моей телеграммы?
- Так это была твоя телеграмма?
- Естественно, это была моя телеграмма.
- Почему ты не подписался?
- Я подписался.
- Нет, не подписался. Я не понял в ней ни единого слова.
- Но ведь ты получил моё письмо?
- Какое письмо?
- Моё письмо.
- Я не получал твоего письма.
- Значит, я забыл его отправить. Я писал тебе, что устроился гувернёром к твоему кузену Томасу, и что при встрече ты должен сделать вид, будто мы с тобой незнакомы.
- Но почему?
- Если твоя тётя заподозрит, что я твой друг, она в ту же секунду даст мне коленом под одно место.
- Почему?
Бинго поднял брови.
- Почему? Сам посуди, Берти. Если б ты был твоей тётей и знал бы, кто ты есть на самом деле, ты позволил бы типу, оказавшемуся твоим лучшим другом, обучать твоего сына?
В моей бедной черепушке всё помутилось, но в конце концов я с грехом пополам понял, о чём он говорит, и должен был согласиться, что в чём-то он прав. Тем не менее для меня многое осталось неясным.
- Я думал, ты в Америке, - сказал я.
- Как видишь, нет.
- Почему?
- Неважно, почему. Нет, и всё тут.
- Но зачем ты устроился работать гувернёром?
- Неважно, зачем. У меня были на то причины. И я хочу, чтобы ты вбил в свою голову, Берти, - в тот бетон, которым ты пользуешься вместо мозгов, - что никто не должен видеть нас вместе. Твоего омерзительного кузена позавчера застукали в кустах с сигаретой, после чего моё положение стало достаточно шатким, так как твоя тётя заявила, что если б я следил за ним надлежащим образом, этого никогда бы не произошло. Как только она узнает, что я твой друг, меня ничто не спасёт, а я не могу допустить, чтобы меня уволили.