Я объяснил.
- Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?
Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.
- И чего я волнуюсь? - спросила она. - Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?
Я был оскорблён в лучших чувствах.
- Ты намекаешь, - тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, - что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?
- А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?
- Это совсем другое дело.
- Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.
- Какая чушь!
- И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.
- Большей глупости я в жизни не слышал.
- И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.
- Давай поговорим на другую тему, тётя Делия - холодно сказал я.
* * *
Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.
Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу. Видите ли, ему очень хотелось отправиться в далёкое плавание. С той самой минуты, как я принял приглашение тёти Делии, глаза его загорелись тоской по морю, и, хоть я в этом не уверен на все сто, мне показалось, он тихонько напевал на кухне какие-то морские песни. Должно быть, один из его предков служил матросом или кем-нибудь ещё у Нельсона, потому что тяга к солёным просторам была у Дживза в крови. К примеру, когда мы плыли в Америку, я несколько раз видел, как он разгуливал по верхней палубе с таким видом, словно собирался выбирать грота-блок или сплеснивать нактоуз.
Поэтому, - хоть я ничего от него не скрыл и подробно объяснил причину, по которой не мог присоединиться к тёте Делии, - я знал, что Дживз находится в расстроенных чувствах. Войдя в гостиную, я подошел к нему, стараясь держаться как можно непринуждённее, и тоже стал смотреть на портрет.
- Неплохо смотрится, Дживз, что?
- Да, сэр.
- Произведения искусства украшают дом, лучше некуда.
- Да, сэр.
- Они придают комнате: как бы это сказать:
- Да, сэр.
Отвечал он, как полагается, но манеры у него были какие-то странные, если вы меня понимаете, и я решил всыпать ему по первое число. Я имею в виду, прах меня побери! Я имею в виду, мне неизвестно, есть ли у вас дома свой собственный портрет, но если есть, вы меня поймёте. Вид вашего портрета, который висит на стене, вызывает у вас по отношению к нему отцовские чувства, и от зрителей требуются одобрение и энтузиазм, а не поджатые губы, сморщенные носы и остекленевшие взгляды, совсем как у дохлых селёдок. В особенности, если данный портрет написан девушкой, к которой вы испытываете чувства куда более глубокие, чем просто дружеские.
- Дживз, - сказал я, - тебе не нравится это произведение искусства.
- Ну, что вы, сэр.
- Нет. Притворяться бесполезно. У тебя на лбу всё написано. По какой-то причине данное произведение искусства не произвело на тебя должного впечатления. Что тебе в нём не нравится?
- Не слишком ли яркие краски, сэр?
- Я этого не заметил, Дживз. Что ещё?
- Видите ли, сэр, по моему мнению, мисс Пендлбери придала вашему лицу голодное выражение.
- Голодное?
- Как у собаки на цепи, сэр, которая смотрит на лежащую вдалеке кость.
Я резко возразил непонятливому малому:
- Никакого сходства с собакой на цепи, которая смотрит на кость, нет и в помине, Дживз. Взгляд, о котором ты упомянул, мечтательный, он выражает состояние Души.
- Да, сэр.
Я перевёл разговор на другую тему.
- Мисс Пендлбери говорила, что собирается навестить меня днём, чтобы посмотреть на портрет. Она заходила?
- Да, сэр.
- И уже ушла?
- Да, сэр.
- Ты имеешь в виду, она ушла, что?
- Совершенно верно, сэр.
- Она случайно не просила передать, что вернётся?
- Нет, сэр. Мне показалось, это не входило в её намерения. Мисс Пендлбери была несколько взволнована, сэр, и выразила желание пойти к себе в студию и отдохнуть.
- Взволнована? Что её взволновало?
- Авария, сэр.
Я не схватился за голову, но в моей черепушке всё помутилось, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Ты хочешь сказать, она попала в аварию?
- Да, сэр.
- В какую?
- В автомобильную, сэр.
- Она получила травму?
- Нет, сэр. Пострадал джентльмен.
- Какой джентльмен?
- Мисс Пендлбери, к великому её несчастью, сбила своей машиной джентльмена напротив вашего дома, сэр. У джентльмена перелом ноги.
- Не повезло бедняге! Но с мисс Пендлбери всё в порядке?
- Её физическое состояние кажется весьма удовлетворительным, сэр. Но она испытала тяжёлое душевное потрясение.
- Вполне естественно, ведь у неё тонкая, артистичная натура. Иначе и быть не может. Девушке, Дживз, очень тяжело жить в мире, где вереницы парней так и норовят броситься под колёса её автомобиля. Должно быть, она получила самый настоящий шок. А что с придурком?
- С джентльменом, сэр?
- Да.
- Он в спальне для гостей, сэр.
- Что?!
- Да, сэр.
- В спальне для гостей?
- Да, сэр. Мисс Пендлбери выразила желание, чтобы его перенесли в вашу квартиру. Она велела мне телеграфировать о случившемся сестре джентльмена, проживающей сейчас в Париже. Я также взял на себя смелость вызвать врача, который высказал мнение, что пациент некоторое время должен находиться in statu quo.
- Ты имеешь в виду, в обозримом будущем тело нельзя будет отсюда вынести?
- Да, сэр.
- Дживз, это уж слишком.
- Да, сэр.
Я хочу сказать, прах меня побери! Я хочу сказать, девушка может быть очень даже божественной, и всё такое, но она не имеет права превращать квартиру своего обожателя в морг. Должен честно признаться, на какую-то долю секунды моя страсть несколько поутихла.
- Что ж, наверное, мне надо сходить к придурку и представиться. В конце концов, я хозяин. У него есть имя?
- Мистер Пим, сэр.
- Пим!
- Да, сэр. Я слышал, как молодая леди называла его Люций. Мистер Пим направлялся к вам, чтобы посмотреть на портрет, написанный мисс Пендлбери, и она сбила его машиной, когда сворачивала за угол.
Я прошёл в спальню для гостей. По правде говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю, любили ли вы когда-нибудь и был ли у вас соперник с вьющимися волосами, но, можете не сомневаться, меньше всего мне хотелось видеть этого калеку в моей спальне. Помимо всего прочего, преимущество, которое давало ему нынешнее положение, было огромным. Как можно сравнить прикованного к постели бледного парня с томным взором, предмет заботы и жалости сбившей его девушки, с розовощёким здоровяком, одевающим по утрам костюм для прогулок и штрипки? Мне начало казаться, что весь мир ополчился против меня.