Суперсуп Слингсби чем-то напоминал римского императора. У него был пронзительный взгляд и орлиный нос. Он буквально сверлил меня глазами и, если не ошибаюсь, при этом ещё и скрежетал зубами. По какой-то причине я, видимо, ужасно ему не понравился, и, по правде говоря, меня это несколько удивило. Я вовсе даже не считаю, что являюсь одним из обладателей Неотразимой Внешности, чьи фотографии пестрят на обложках рекламных брошюр, но мне не припомнить второго такого случая, чтобы кто-нибудь, увидев меня впервые в жизни, загорелся бы ненавистью до такой степени, что, если можно так выразиться, стал бы брызгать слюной. В компании, когда люди со мной знакомятся, они, как правило, сразу же забывают о моём существовании.
Однако я сделал всё возможное, чтобы сыграть роль радушного хозяина.
- Мистер Слингсби?
- Вы не ошиблись.
- Должно быть, только что из Америки?
- Не далее, как сегодня утром.
- Вернулись раньше, чем думали?
- Вот именно.
- Очень рад вас видеть.
- Недолго вам радоваться.
На некоторое время я умолк, пытаясь проглотить комок в горле. Теперь я понял, в чём было дело, Суперсуп побывал дома, поговорил с женой, услышал об аварии и примчался ко мне, чтобы выяснить со мной отношения. Очевидно, розы не ублажили разгневанную особу женского пола. Мне оставалось постараться ублажить мужчину.
- Рюмку виски?
- Нет.
- Сигарету?
- Нет.
- Может, присядете?
- Нет.
Я вновь умолк. С непьющими, некурящими и нежелающими садиться деятелями трудно вести разговор по душам.
- Не смейте ухмыляться, сэр!
Я быстро взглянул на себя в зеркало и понял, что он имел в виду. Моя приветственная улыбка с оттенком грусти, так сказать, съехала на сторону, и я скорее скалился, чем улыбался. Я привёл своё лицо в порядок.
- А сейчас, сэр, - заявил Суперсуп, - к делу. Надеюсь, мне не придётся объяснять, зачем я здесь.
- Нет, нет! Конечно! Само собой! Мы обязательно уладим это небольшое недоразумение:
Он фыркнул с такой силой, что фарфоровая вазочка на каминной полке покачнулась.
- Небольшое недоразумение? Вы считаете, произошло небольшое недоразумение?
- Видите ли:
- Позвольте заметить, сэр, что, когда я узнаю о незнакомом мужчине, докучающем моей жене в моё отсутствие, я не считаю это небольшим недоразумением. И я сделаю всё от меня зависящее, - тут глаза Суперсупа загорелись ещё ярче, и он потёр руки (жест крайне неприятный, я бы даже сказал, угрожающий), - чтобы вы приняли мою точку зрения.
По правде говоря, я растерялся. Ход его мысли был мне абсолютно непонятен. В моей бедной черепушке начал сгущаться туман.
- А? - спросил я. - Вашей жене?
- Я не намерен повторять.
- Но здесь какая-то ошибка.
- Вот именно. И сделали её вы.
- Но я не знаю вашей жены.
- Ха!
- Я никогда в жизни её не видел.
- Чушь!
- Нет, правда.
- Бред!
В течение нескольких секунд он сверлил меня глазами.
- Вы отрицаете, что послали ей цветы?
Я почувствовал, как моё сердце сделало двойное сальто. Я прозрел.
- Розы! - продолжал он. - Мясистые, мерзкие розы! Огромный букет, который и в машину не поместится. Ваша визитная карточка:
Он поперхнулся, умолк и уставился поверх моей головы. Я обернулся. В дверях спальни для гостей, - я не слышал, как дверь открылась, потому что во время нашей беседы с Суперсупом потихоньку пятился, готовя себе путь к отступлению, - стояла женщина. Мне с первого взгляда стало ясно, кто она такая. Ни одна особа женского пола не могла быть так печально похожа на Люция Пима, если она не была его родственницей. Передо мной была сестрица Беатрис, фурия. Я всё понял. Она ушла из дома прежде, чем ей доставили цветы, и проникла, так сказать, неублажённая, в мою квартиру, пока я освежался в <Трутне>.
- Э-э-э, - протянул я.
- Александр! - воскликнула женщина.
- Гр-р! (а может, <бр-р>), - сказал Суперсуп.
Впрочем, это не имело особого значения, так как и <гр-р> и <бр-р> означали начало военных действий. Худшие подозрения Суперсупа подтвердились. Глаза его зажглись странным светом. Квадратный подбородок выдвинулся на несколько дюймов. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, словно проверяя, достаточно ли у него гибкие пальцы, чтобы быстро и без шума удушить обидчика. Затем вновь издав свой боевой клич (<гр-р> или <бр-р>), он бросился вперёд и наступил на мяч для гольфа, с которым я практиковался перед его приходом. Такое потрясающее падение редко когда приходится видеть. Захватывающее зрелище. В течение нескольких сек. в воздухе мелькало множество рук и ног, а затем Суперсуп грохнулся о стену с такой силой, что в квартире чуть было не рухнул потолок.
А я, чувствуя, что сыт всем по горло, взял с вешалки в прихожей шляпу и собрался удалиться, когда рядом со мной материализовался Дживз.
- Мне показалось, я слышал шум, сэр, - сказал Дживз.
- Весьма возможно, - согласился я. - Это был мистер Слингсби.
- Сэр?
- Мистер Слингсби упражнялся в исполнении русских народных танцев, объяснил я. - По-моему, он сломал себе несколько рук и ног. Сходи проверь, Дживз.
- Слушаюсь, сэр.
- Если он тоже стал инвалидом, помести его в моей спальне и пошли за доктором. Моя квартира быстро заполняется разными родственниками и свойственниками Пима. Верно я говорю, Дживз?
- Да, сэр.
- Я думаю, их запас исчерпан, но если вдруг его тётушки или дядюшки придут в гости и сломают свои конечности, уложи их на диване в гостиной.
- Слушаюсь, сэр.
- Что же касается меня, Дживз, - сказал я, открывая дверь и останавливаясь на пороге, - я уезжаю в Париж. Адрес я сообщу тебе письмом. Уведоми меня, когда квартира освободится от Пимов и окончательно очистится от Слингсби, и тогда я вернусь. Да, кстати, Дживз.
- Сэр?
- Не жалей сил, чтобы как-то утихомирить всех этих особ. Они считают, - по крайней мере Слингсби (женского пола), - что это я переехал машиной мистера Пима. За время моего отсутствия сделай всё возможное, чтобы как-то ублажить их.
- Слушаюсь, сэр.
- Ну, а теперь иди к инвалидам, Дживз. Я забегу на ленч в <Трутень> и уеду в два часа с вокзала <Чаринг-кросс>. Принеси мне к поезду чемодан со всем необходимым.
* * *
Прошло не меньше трёх недель, прежде чем Дживз дал мне знать, что горизонт очистился. Я очень неплохо провёл время в Париже и вдоволь нагулялся по его предместьям. Мне очень нравится этот город, но я обрадовался, что снова могу вернуться в добрую, старую Англию. Купив билет на подвернувшийся аэроплан, я через несколько часов очутился в Кройдоне и тут же направил свои стопы в центр мироздания. На большие рекламные щиты я обратил внимание где-то в районе Слоан-сквер.
Такси попало в пробку, и я лениво оглядывался по сторонам, когда внезапно увидел что-то очень знакомое. Прошло несколько долгих секунд, пока я сообразил, в чём дело.
На глухую стену был наклеен плакат со сторонами не менее ста футов каждая. Яркие краски - в основном красная и синяя - сразу бросались в глаза. Наверху было написано:
СУПЕРСУПЫ СЛИНГСБИ
Внизу шла надпись:
ВКУСНО И ПИТАТЕЛЬНО
А посередине красовался я. Да, прах побери, Берти Вустер собственной персоной. Это была репродукция портрета Пендлбери, увеличенного в несколько раз.
Я думаю, любой на моём месте, увидев такое, моргнул бы. Я тоже моргнул. Можно сказать, - и, по-моему, так говорят, - глаза мои затуманились. Затем туман рассеялся, и я стал разглядывать плакат, пока такси не тронулось с места.
Из всех омерзительных зрелищ, которые мне когда-либо доводилось видеть, эта картина бесспорно заняла первое место. Портрет был поклёпом на Вустера, но он вне всяких сомнений изображал меня и никого другого. Теперь я понял, что имел в виду Дживз, когда говорил, что у меня голодное выражение лица. На плакате я со скотской алчностью, словно крошки не имел во рту целую неделю, смотрел на большую, чуть продолговатую тарелку супа. Казалось, реклама переносила вас в иной мир, странный и пугающий.