Он фыркнул, как мне показалось, с горечью.
- Неужели ты думаешь, у меня есть время читать телеграммы?
- А вдруг это что-нибудь срочное? Обязательно прочти.
И я сунул руку в один карман, потом в другой, но телеграммы там и в помине не было. Не знаю, как я умудрился допустить такую промашку, но, видимо, переодеваясь, я оставил наше с Дживзом послание в другом пальто.
- О, господи, - сказал я. - Забыл твою телеграмму дома.
- Это не имеет значения.
- Нет, имеет. Я думаю, тебе следует узнать, о чём там написано, как можно скорее. Одним словом, немедленно. Будь я на твоём месте, я тут же распрощался бы с этими убийцами и поспешил бы вернуться домой.
Тяпа поднял брови. Вернее, мне показалось, что он поднял брови, потому что корка грязи на его лбу шевельнулась, как будто под ней что-то произошло.
- Неужели ты воображаешь, - сказал он, - что я способен улизнуть с поля у Неё на глазах? Боже великий! Кроме того, - продолжал бедолага тихим, задумчивым голосом, - нет на земле такой силы, которая заставила бы меня выйти из игры, пока я не посчитаюсь с этим рыжеволосым вышибалой. Ты заметил, как он всё время атакует меня, когда я не владею мячом?
- Разве так нельзя?
- Естественно, нет. Ну, да ладно! Этот тип скоро узнает, почём фунт лиха. С меня хватит. Больше я не собираюсь с ним миндальничать.
- Знаешь, я немного путаюсь в правилах этой игры. Скажи, ты можешь его укусить?
- Это мысль, - заявил Тяпа, явно приободрившись. - Я попробую, а там видно будет.
В этот момент вернулись носильщики, и битва вновь закипела по всему полю.
* * *
Для испачканного с ног до головы грязью атлета нет ничего лучше короткого отдыха и, если вы понимаете, о чём я говорю, короткого раздумья. Итак, после небольшого перерыва хулиганство на поле возобновилось, а душой команды Верхнего Бличинга стал Тяпа.
Знаете, встречаясь с парнем за ленчем, или на скачках, или в загородных домах, и так далее, трудно, если так можно выразиться, представить себе, что находится у него внутри. До настоящей минуты, если б меня спросили, представляет ли Типа Глоссоп опасность для окружающих, я ответил бы, что он довольно безобидное существо и совсем не кусается. Но сейчас Тяпа носился по всему полю как ветер, напоминая то ли огнедышащего дракона, то ли тигра в джунглях.
Я не преувеличиваю. Воодушевлённый тем, что судья либо придерживался точки зрения <Живи сам и не мешай жить другим>, либо забыл прочистить свисток от набившейся туда грязи, и в результате почти полностью отрешился от игры, Тяпа развил бурную деятельность. Даже мне, ничего не понимавшему в тонкостях регби, стало ясно, что, если футболисты Хокли-на-Местоне хотят выиграть, им необходимо устранить Тяпу во что бы то ни стало. И, должен признаться, они сделали для этого всё возможное, а в особенности старался рыжеволосый. Но Тяпа был неудержим. Каждый раз, когда ловкий соперник швырял его на землю и усаживался ему на голову, он поднимался, как Феникс из пепла, и, если вы следите за ходом моей мысли, кидался в бой с удвоенной силой. А спустя некоторое время падать лицом в грязь начал рыжеволосый.
Я не могу точно сказать, как это произошло, потому что начали сгущаться сумерки и появился туман. Я видел только, как рыжеволосый беззаботно бежит по полю, а в следующую секунду откуда-то сверху на него падает невесть откуда взявшийся Тяпа и вцепляется ему в шею.
Они упали с грохотом, от которого задрожала земля, а немного позже рыжеволосого, прыгающего на одной ноге, увели под руки его друзья.
Исход матча был предрешён. Футболисты Верхнего Бличинга, воодушевлённые дальше некуда, взялись за дело, засучив рукава. Они теснили противника по всему полю, а затем приливной волной хлынули за линию ворот. Когда груда человеческих тел рассыпалась, а крики и рёв толпы умолкли, я увидел Тяпу, лежавшего на мяче. На этом, - если не считать, что за последние пять минут ещё несколько игроков получили увечья, - игра закончилась.
* * *
Я вернулся в Бличинг-корт, как вы сами понимаете, в скверном расположении духа. Над тем, что случилось, раз уж так случилось, следовало серьёзно поразмышлять. Проходя через холл, я попросил одного из слуг принести в мою комнату виски с содовой, желательно покрепче. Я чувствовал, что мои добрые, старые мозги нуждаются во встряске. Не прошло и десяти минут, как раздался стук в дверь и через порог переступил не кто иной, как Дживз с подносом в руках.
- Привет, Дживз, - удивлённо сказал я. - Ты вернулся?
- Да, сэр.
- Давно?
- Не очень, сэр. Интересная была игра?
- В определённом смысле, Дживз. - Я вздохнул. - Весьма зрелищная, и всё такое, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но, боюсь, из-за допущенной мной небрежности случилась беда. Переодеваясь, я оставил телеграмму в старом пальто, и поэтому Типа участвовал в битве до последней минуты.
- Он получил травму, сэр?
- Хуже того, Дживз. Тяпа был звездой матча. Не сомневаюсь, что в каждом деревенском кабачке сейчас произносят тосты в его честь. Он играл так блестяще, расправлялся со своими соперниками с такой лёгкостью, что девица просто не сможет перед ним устоять. Не сомневаюсь, что при встрече она бросится ему на шею с криком <Ты герой!>, а он обнимет её своими корявыми руками.
- Вот как, сэр?
Мне не понравилось поведение бездушного малого. Он был слишком спокоен. Можно сказать, безразличен. Выслушав моё сообщение, он по меньшей мере должен был бы мне посочувствовать, и я собрался сурово с ним поговорить, когда дверь открылась, и в комнату, хромая на обе ноги, вошёл Тяпа. Поверх формы на нём был ульстер, и, честно признаться, я удивился, что он решил нанести мне визит вместо того, чтобы прямиком отправиться в ванну. Оглядевшись по сторонам, Тяпа с жадностью уставился на поднос.
- Виски? - хрипло спросил он.
- С содовой.
- Принеси мне бокал, Дживз, - сказал Тяпа. - Полный.
- Слушаюсь, сэр.
Пошатавшись из угла в угол, Тяпа подошёл к окну и уставился в сгустившиеся сумерки, а я вдруг обратил внимание, что с ним творится что-то неладное. Когда на парня нападает хандра, это всегда видно по его спине. Он горбится, знаете ли. Одним словом, сутулится. Сгибается под тяжестью душевных мук, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Что у тебя стряслось? - спросил я.
Тяпа рассмеялся замогильным смехом.
- О, ничего особенного. Моя вера в женщин умерла, только и всего.
- Умерла?
- Окончательно и бесповоротно. Все женщины - ничтожества, Берти. В будущем они вымрут как класс. Я их презираю. Они прыщи на теле человечества.
- Э-э-э, и твоя Догбишь тоже?
- Её зовут Долглиш, если тебя это интересует, - сухо произнёс Тяпа. - И, чтобы до конца удовлетворить твоё любопытство, скажу, что она хуже их всех.
- Старина!
Тяпа отвернулся от окна. Лицо у него было осунувшимся. Образно говоря, измождённым.
- Знаешь, что, Берти?
- Что?
- Она не пришла.
- Куда?
- На стадион, дубина стоеросовая.
- Не пришла на стадион?
- Нет.
- Ты имеешь в виду, её не было среди зрителей?
- Естественно, я имею в виду, её не было среди зрителей. Или ты думаешь, я ожидал, что она окажется среди игроков?
- Но я считал, ты согласился играть для того:
- Я тоже так считал. О, боже! - Он вновь рассмеялся замогильным смехом. Я из кожи лез вон, чтобы ей угодить. Ради неё я позволил толпе маньяков крушить мне рёбра и ходить по моему лицу. А затем, когда я перенёс мучения, худшие чем смерть, чтобы, так сказать, доставить ей удовольствие, я неожиданно узнал, что она не удосужилась прийти на матч. Кто-то, видите ли, позвонил ей из Лондона, сообщил, что нашёл для неё ирландского ватер-спаниеля, и она тут же умотала на своей машине, оставив меня в дураках. А сейчас, представь себе, её беспокоит только то, что она съездила впустую. Вместо ирландского ватер-спаниеля ей попытались всучить самого обычного английского ватер-спаниеля. Страшно подумать, я воображал, что люблю эту девушку. <Когда чело омрачено страданьями и болью, ты, ангел мой, спасёшь меня своей большой любовью:> Это надо же! Да если парень женится на такой девушке, а потом серьёзно заболеет, разве она станет сидеть у его изголовья или поить его прохладительными напитками? Ни в жизнь! Она наверняка умчится покупать каких-нибудь сибирских пекинок! Нет, Берти, с женщинами покончено.