Я смеюсь, но лицо Пенни по-прежнему серьезное. Она подается вперед:
– Саймон, ты не можешь вот так уехать. Он не будет прятать тебя в норе всю твою жизнь.
– Я и не поеду. Я отказался.
Пенни опускает подбородок:
– Отказался?
– Я… просто я не могу оставить Уотфорд. Это же наш последний год.
– Согласна… но ты правда отказался?
– Сказал, что не хочу никуда ехать! Не хочу прятаться в ожидании, когда меня найдет Тоскливиус. На план это мало похоже.
– И что сказал Маг?
– Не слишком много. Я расстроился и начал…
– Я так и знала! В твоей комнате будто костер разводили. О боже! Ты сорвался на Мага?
– Нет. Я сдержался.
– Серьезно? – Кажется, Пенни мои слова впечатлили. – Отличная работа, Саймон.
– Думаю, я напугал его.
– Меня бы это тоже испугало.
– Пенни, я…
– Что?
– Ты считаешь, что он прав?
– Я же сказала, что нет.
– Я про другое… про то, что я представляю угрозу для Уотфорда. Угрозу для… – Я перевожу взгляд на стол первогодков. Все малыши отложили сэндвичи и принялись за огромные миски пудинга с вареньем. – Для всех.
Пенни снова отщипывает от сэндвича:
– Конечно нет.
– Пенелопа!
Она вздыхает:
– Ты ведь утром сдержался, так? Когда ты причинял вред кому-то, кроме себя?
– Дым и зеркала, Пенни! Мне список составить? Тогда начну с обезглавливания. А лучше – со вчерашнего дня!
– Это же сражения, а они не в счет.
– А мне кажется, как раз наоборот.
Пенелопа снова скрещивает руки:
– Это совсем разные вещи.
– Да не в этом даже дело. Просто… я мишень, так ведь? Тоскливиус нападает на меня только в Уотфорде и нападает на Уотфорд, только когда здесь я.
– Ты не виноват.
– И что?
– Ты ничего не можешь с этим поделать.
– Могу. Я могу уехать.
– Нет!
– Пен, назови вескую причину.
Трясущимися руками я намазываю масло на третью булочку с ветчиной и сыром.
– Нет, Саймон, ты не можешь просто уехать. Не должен. Если ты мишень, то я рискую больше всех. А я провожу с тобой почти все время.
– Да знаю я!
– И посмотри на меня – я в порядке. – (Я так и делаю.) – Саймон, я в порядке! Даже Баз в порядке, а он просто прикован к тебе.
– Мне кажется, ты приукрашиваешь. Вспомни все те случаи, когда чуть не погибла только потому, что была рядом со мной. Несколько месяцев назад Тоскливиус похитил меня, а заодно и тебя.
– И слава Моргане!
Пенелопа смотрит мне в глаза, и я стараюсь не отвернуться. Иногда я даже рад, что Пенни носит очки: взгляд у нее свирепый, так что преграда совсем не помешает.
– Я отказал Магу, – повторяю я.
– Хорошо. Не забывай напоминать ему об этом.
– Бабуля!
Наш разговор прерывает возглас маленькой девочки, и я автоматически шепчу формулу призыва меча. В дальнем конце столовой девчушка – со второго или третьего курса – бежит к мерцающей фигуре возле двери.
– Ого… – пораженно вздыхает Пенни.
Фигура то проявляется, то блекнет, как голограмма принцессы Леи. Когда девочка приближается к силуэту – пожилой женщине в белом брючном костюме, – та опускается на колени и встречает ее. Некоторое время они обнимаются, сидя в арочном проеме. Потом фигура полностью исчезает. Девочка встает, вся дрожа, а кто-то из ее друзей подбегает, прыгая вокруг.
– Так классно! – говорит Пенелопа, потом поворачивается ко мне и видит меч. – Великие змеи, Саймон, спрячь его!
Я не двигаюсь.
– Что это было?
– Ты не знаешь?
– Пенелопа!
– К ней пришел Гость. Повезло девчонке.
– Что? – Я спрятал клинок. – Что еще за гость?
– Саймон, поднимается Завеса. Ты должен знать. Мы проходили это по магической истории.
Скорчив мину, я снова сажусь и пытаюсь понять, закончил ли я с обедом.
– «И на двадцатом круге, – говорит Пенни, – на исходе года, когда день и ночь разделят трапезу в гармонии, тогда поднимется Завеса. Любой, кто свет в себе несет, способен будет пересечь границу, но лишь на время. Встречай их с радостью и верой, ведь их уста, хоть боле неживые, глаголят истину».
Пенелопа изменила голос, как всегда делает, цитируя древние тексты.
– Мне это не очень помогло, – говорю я.
– Завеса поднимается, – повторяет Пенни. – Каждые двадцать лет усопшие могут общаться с живыми, если им есть что сказать.
– А-а… – протянул я, – может, я и слышал об этом, но счел всего лишь мифом.
– Спустя семь лет даже странно слышать от тебя такое.
– Да откуда мне было знать? Нет ведь такой книги «Все магические штучки, которые правда существуют, и все, что только чушь собачья. Как ты и думал».
– Ты единственный волшебник, не воспитанный среди магии. Никому, кроме тебя, такая книга не нужна.