Вот и сейчас мы сидим в полуподвальном помещении на окраине Панкова и едва слышим его рассказ из-за орудийной стрельбы, которая, как нам кажется, доносится отовсюду. Василий Феоктистович встает.
— Поднимемся по лестнице и увидите знамя, водруженное на самом высоком здании Панкова.
Мы поднялись. Городок был покрыт дымом, накрапывал дождь. В разрывах дыма видно было знамя дивизии.
Нам рассказали, что его водрузили сначала над старым замком, а затем подняли на самый высокий дом. Парторг полка капитан Магомет Умаханов[4], разведчики А. Булатов, Г. Полупанов и Р. Минин совершили этот подвиг под огнем.
Вскоре мы распрощались с подполковником В. Кульковым, надеясь на скорую встречу.
Кто из нас мог тогда знать, что Василий Феоктистович через несколько часов будет смертельно ранен.
Много позже капитан Григорий Самойлов рассказал мне:
— Кульков снова менял свой НП. Окруженный связистами и солдатами охраны, спокойно шел он по середине широкой улицы. Был теплый вечер, немного стихла стрельба. Я и начальник штаба полка майор Шаталин вышли на улицу подышать свежим воздухом. Мы увидели Кулькова и его группу, и почти в тот же момент раздались взрыв фаустпатрона и автоматная стрельба со второго этажа углового здания. Группа пыталась спрятаться в доме, но безуспешно. Тяжелораненого Кулькова немедленно отправили в госпиталь, но спасти его не удалось…
В середине дня с трудом нашел я КП дивизии Шатилова, а затем Горбатова. Хотя пригород был уже освобожден, но тревога витала над улицами, площадями. Кругом виднелись обугленные деревья, закопченный камень, развороченный бетон. И над всем — облако кирпичной пыли и дыма. Жителей не было видно.
Мы шли молча и вскоре оказались у копировальной фабрики, которая очень интересовала Бориса.
Мы прошли на фабрику. Она была разбита артиллерией и начала гореть. Но огонь погасили рабочие, оставшиеся здесь в ожидании наших войск.
Мы шли по щебню, по кускам отвалившейся штукатурки, битому стеклу. Директор фабрики повел нас в пустые комнаты, где в ваннах с проявителем еще мокла пленка, а на контрольном столике лежал ролик готовой ленты. Это был последний выпуск кинохроники «Новости недели».
Мы посмотрели пленку на свет: парад войск, поднятая рука какого-то гауляйтера (позже мы узнали, что это был Артур Аксман, который провожал новый отряд молодых фольксштурмистов, идущих на передовые позиции).
— А что проявляется? — спросил Борис.
— Не знаю. Эта пленка лежит с позавчерашнего дня, с момента, когда начали обстрел Берлина. Она, естественно, испорчена.
— Самой главной новости в вашей хронике нет, — сказал Горбатов.
Директор удивленно посмотрел на него.
— Вхождения наших войск в Берлин… Вот это действительно новость.
Директор тут же ответил:
— И эти новости будут… Они снимались нашими молодыми операторами… История…
— И еще какая! — улыбаясь, сказал Горбатов.
Знакомый офицер из штаба корпуса рассказал, что после маленькой стычки в переулке одно из подразделений овладело шоколадной фабрикой. При появлении первых советских солдат из подвала вылез пожилой немец и предложил ключи от конторы, цехов, складов. Комбат приказал шоколад не трогать: «Может быть, отравлен».
В глубине двора я увидел Максима Чубука. Он сидел на пустом перевернутом ящике. В руках у него был обрывок газеты.
Он только что вышел из боя, был возбужден, а тут еще кто-то принес ему обрывок газеты, напомнивший ему и Малиновую Слободу, и родные края, и Маринку.
— Вот, товарищ майор, интересно получается… Наша Галя из Малиновки где-то тут воюет, герой… — Чубук протянул обрывок газеты.
Оказывается, землячка Максима Галина Олещенко совершила подвиг, дважды ходила в атаку, убила одного фашиста, на передовой позиции под огнем оказывала медицинскую помощь раненым. Далее в газете сообщалось, что Галина Олещенко сравнительно недавно была освобождена нашими войсками из концентрационного лагеря.
— Это она, — уверенно сказал Максим. — Вот бы ее найти, она наверняка знает о Маринке… Их же вместе угоняли…
Распрощались с Чубуком, пожелав ему удачи. Парень этот меня заинтересовал, и я на сей раз записал его координаты: полк, батальон, роту.
Мы вновь пошли по улицам Вайсензее. У афишной тумбы увидели толпу местных жителей. Они вылезли из своих убежищ, прослышав, что новый комендант района расклеил по заборам, домам и тумбам первое объявление.