Генералу докладывали:
— Двадцатый квартал очищен, а в соседнем осталось два дома.
— А как пятый, седьмой?
— Идут бои…
Генерал взял красный карандаш и аккуратно заштриховал двадцатый квартал.
Он рассказал, что Кюстрин, подготовленный к длительной обороне, превратился в крепость, названную немцами «Ворота Берлина». От нее идут рельсы на Берлин, Франкфурт-на-Одере, Штеттин и множество асфальтовых широких автомагистралей. Город-крепость стоит на кратчайшем пути к Берлину. Гитлеровское командование приложило максимум усилий, чтобы сделать его неприступным. Здесь сражалось несколько вражеских дивизий. Командовал всей кюстринской группировкой войск генерал Рейнефарт.
— Вот и бьемся не на жизнь, а на смерть, — закончил генерал.
Перед тем как мне возвратиться на правый берег, генерал предложил взойти на лесистую высотку, откуда в бинокль виднелись бледные лучи прожекторов и зарево. Горел Берлин.
…Теперь на левом берегу Одера земля была изъедена снарядами, торчали сожженные танки, перевернутые пушки, валялись трупы. Немцы дрались за каждый метр земли. Особенно жестокие сражения шли в полосе гвардейской армии генерала В. Чуйкова, действовавшей севернее Франкфурта. Немцы здесь основательно укрепились на Зееловских высотах.
Маршал Г. Жуков, вспоминая эти часы, пишет в своей книге, что он приказал ввести в сражение танковые армии генералов М. Катукова и С. Богданова.
Войска продвигались медленно. Стало ясно, что оборона гитлеровцев во многих местах уцелела. Все же к середине дня дивизии по всему фронту армии продвинулись на 6 километров.
Маршал Жуков доложил об этом Ставке.
Сталин, выслушав, после паузы сказал:
— У Конева оборона противника оказалась слабой. Он без труда форсировал реку Нейсе и продвигается вперед… Поддержите удар своих танковых армий бомбардировочной авиацией. Вечером позвоните, как у вас сложатся дела…
Вечером Жуков вновь позвонил Сталину. На сей раз речь шла о трудностях боев на подступах к высотам.
Сталин был явно недоволен. В его голосе чувствовалось раздражение, он даже упрекнул за то, что танковую армию генерала Катукова ввели в полосе 8-й гвардейской… Ведь Ставка предлагала другой план.
Маршал Жуков обещал к исходу следующего дня — 17 апреля — прорвать оборону на Зееловских высотах.
Сталин ответил:
— Мы думаем приказать Коневу направить танковые армии Рыбалко и Лелюшенко на Берлин с юга.
Жуков согласился.[1]
…19 апреля рано утром мы с Борисом Горбатовым решили переехать в расположение других армий, где, по нашим сведениям, бои шли «веселей». Куда? К Чуйкову? Но там наши соратники Иван Золин и Всеволод Вишневский. К Берзарину? Там правдист Яша Макаренко.
Мы целый день ехали на своей «эмке» вдоль фронта. В памяти остался разговор командира полка Гумерова с Горбатовым о жарких боях, которые вели его батальоны.
— Гумеров опытный, знающий офицер, — сказал Горбатов. — Он очень уверенно планирует каждый бой. Он из дивизии Антонова корпуса Рослого. Помнишь, встречали Рослого под Краснодаром? Это он. Вот куда махнул!.. А еще Гумеров рассказал, что они идут теми же дорогами, по которым когда-то русская армия двигалась в годы семилетней войны.
Рядом сражались и продвигались вперед корпус генерала Д. Жеребина — участника хасанских и испанских боев, а также корпус генерала П. Фирсова.
Все время, пока мы ехали, слева доносился гул артиллерии, то утихавший, то вновь свирепевший. По пути попадались грузовые машины со снарядами, самоходки, орудия — «пушки к бою едут задом». Громыхая, двигались танки.
Наконец мы добрались до Кунерсдорфа. Этот маленький городок ничем не напоминал своего знатного тезку, у стен которого русские войска в 1759 году разбили войска Фридриха II. Но за этот маленький Кунерсдорф сражение шло жаркое. Мы попали в расположение 150-й дивизии. Ее полки были выведены во второй эшелон для пополнения. Большая группа молодых, бледнолицых ребят стояла в большом дворе фольварка. Многие из них недавно освобождены из концлагерей и теперь рвались в бой. Я подошел к одному из них и разговорился. Звали его Николай Бык, родом из Сумской области Кролевецкого района, из хутора Жабкина. В 1942 году его угнали немцы; больше двух лет он скитался из лагеря в лагерь, трижды бежал и трижды был пойман, а вот после четвертого побега, спрятавшись ночью в лесу, утром явился на передовые позиции наших войск.
Дивизия уже сутки отдыхала, но к вечеру приехал в расположение штаба дивизии командир корпуса генерал С. Переверткин и сказал: