— Ты того, — поучал он меня заплетающимся языком, — с той бабой — осторожно… Мужика её кокнули наши хлопцы недавно… Пропаганду, говорят, вел… Понимаешь?
— Что ж тут не понимать? — сердито бросил я ему. — Убить легко… Дурацкое дело не хитрое!
По улице, навстречу мне, шел незнакомый партизан, неся винтовку, как дубинку, прикладом вперед.
— Сменили вас? — спросил я.
— Кой хрен сменили, — отмахнулся он. — Сам сменился… Жрать захотел.
— Значит на посту нет никого?
— Никого, — добродушно согласился он. — Да и кто сейчас придет?
Я ничего не ответил и двинулся дальше.
Вот они какие, «народные мстители»! Воровать кур — на это они мастера! А вот охранять деревню? С таким воинством можно спать спокойно… Одного отделения немцев достаточно, чтобы перебить нас всех. Жрать захотелось — он и ушел!
Свернув у насыпи вправо, я двинулся узкой тропинкой и у старого дуба без труда отыскал пулеметное гнездо. Поднялся выше по склону насыпи. В небольшом углублении на перевернутом ящике сидел односельчанин или родственник Нозика по фамилии Вишняк. Немного в стороне, упираясь ножками в шпалу, стоял пулемет Дегтярева с задранным кверху стволом. На фронте мы устанавливали пулеметы так, чтобы бить по авиации.
Молодой кудрявый парень обрадовался моему приходу. Он, наверное, тоже проголодался.
— Противовоздушную оборону заняли? — спросил я насмешливо.
— Да нет, — смутился Вишняк.
— Какой же дурак устанавливал так пулемет?
Вишняк поднялся на одно колено и прижал приклад пулемета к плечу.
— Видишь, вся местность как на ладони, — самодовольно похвастался он, приглашая меня жестом посмотреть в прицел.
— Как на ладони? А немцы что — слепые? За километр тебя здесь видно! А мертвое пространство? У вас же тут двести метров мертвого пространства!
Парень в армии, наверное, не был, и мои доводы ему казались китайской головоломкой. Я рассердился еще больше, когда узнал, что впереди нет никакого дозора. Вся охрана села с этой стороны покоится на часовом, который жрет сейчас в столовой баранину, да на этом пулемете, из которого можно бить, если он исправно действует, только по дальним целям.
Из-за облаков на горизонте на миг показалось солнце и тотчас же начало скрываться за лесом. Дальнейшая перебранка с Вишняком не имела никакого смысла. Попрощавшись, я уселся на его место и время от времени начал посматривать в сторону леса, куда уходила дорога к Глусску, в котором размешался немецкий гарнизон и полиция.
«Забрать бы сейчас пулемет и двинуться этой дорогой, — подумал я. — К утру можно добраться до местечка…»
И тут же другой голос начал возражать мне.
«Допустим, удача будет сопутствовать тебе и впредь. Ты дойдешь благополучно, не нарвавшись на засаду. Хотя — вряд ли у немцев такая же безалаберщина. А потом? Как в Брянске? Отстал, дескать, от воинской части? Здесь такая версия не подходит… Рассказать все, как было? Если даже поверят — придется вести сюда немцев и они перебьют и партизан и жителей… А та женщина с девочкой? Ты подумал о них? Ведь как только обнаружат твое отсутствие и пропажу пулемета — первым делом придут в дом рядом со школой. Тот же Соболев или кто другой прикончат и бедную учительницу, а заодно, может, и её дочь…»
Ясно представив себе все последствия, я отбросил соблазн и решил ждать более подходящего случая, чтобы выбраться отсюда, не причинив никому зла.
В стороне проезда, под насыпью, послышался кашель. Кто-то все-таки, наверное, заступил на пост.
Надо мной простиралось совершенно чистое, темно-синее небо. Издалека, через тысячи световых лет заманчиво мерцали звезды, равнодушные ко всему, что творится на нашей грешной земле.
Всматриваясь в темноту, я занялся разработкой плана переустройства огневой точки, чтобы лучше сохранить свою жизнь и лишить жизни себе подобных, которые в эту минуту, может быть, заняты разрешением точно такой же проблемы.
Утром, после очередной смены, я отыскал Соболева. Он отсыпался на мельнице. Со вчерашнего перепоя у него болела голова и он, приподнявшись на локте, смотрел на меня удивленно, не понимая — чего я от него хочу. Пришлось повторить раза три мои опасения относительно пулеметного гнезда.
Наконец, в голове у него наступило прояснение.