— А Польша? — вставлял Стригуцкий. — Для чего нужна была Польша?.. Чтобы прибавить — «Царь польский?» Ведь Польша имеет более высокую культуру, чем Россия!
Не согласен с такими доводами был только Давыдкин. Он считал, что захват Кавказа и Польши был духом той эпохи и что Россия должна двинуться с той черты, где она остановилась в момент Революции.
— Значит, снова — «Царь польский, финляндский»? — возражали ему.
— Ты, батя, отстаешь от жизни на двадцать лет!
— Последний царь был, наверное, хорошим человеком, но его предшественники погубили много народу!
— Они держали народ в невежестве и нищете!
— Царь Николай Второй был христианином и принял мученическую смерть от рук жидовских палачей! — яростно отбивался Давыдкин.
— Крепостное право?.. Салтычиха?.. Истязание… глумление над людьми… Это по-христиански?
— Сталин замучил людей больше всех салтычих!
— Рабы были всегда, — развивал свою идею вошедший в раж Давыдкин. — Даже в Евангелии говорится о рабах!..
— Иисус Христос, — вмешивался я, — в Своих притчах упоминал рабов, чтобы лучше объяснить тот или иной момент Своего учения… Он не благословлял рабство! Это нужно понять!.. Те священнослужители, которые оправдывали рабство, они отступали от заповедей Божьих.
— А могли они действовать иначе? — вступал отдышавшийся Давыдкин. — Вон тот патриарх выступил против бесчинств Ивана Грозного — так его задушили опричники!
— Ну и что?.. Он был старый человек… Зато не побоялся сказать правду!
— Так бы все действовали — было бы иначе!..
Такие споры часто продолжались до полуночи. Иногда дежурный по гарнизону офицер, встревоженный гвалтом в нашей комнате, открывал дверь и напоминал, что уже давно дан отбой.
Более оживленный характер принимали споры, когда заходила речь об участи «отца народов», его соратников и коммунистов вообще в том случае, если наши надежды и чаянья исполнятся и мы принесем так или иначе освобождение родине. Как правило, центром дискуссии оказывался опять Давыдкин.
По возрасту он был старше всех нас и в политике считался консерватором. Даже произносимый псевдоним «вождя» вызывал на лице у него гримасу, как будто он проглатывал что-то горькое. Тот же, кто в разговоре пытался как-то оправдать некоторые действия Сталина — становился его недругом на длительное время.
Николай Семенович Давыдкин в мирное время работал бухгалтером. Скромная должность в одном из детдомов на Урале, где содержалось много детей репрессированных советских вельмож, вполне его устраивала. Они жили с женой на окраине села. Детей у них не было. Летом в свободное время Николай Семенович копался в огороде или запасал дров на зиму. Вечерами они слушали радиоприемник, действовавший на аккумуляторном токе. То было время, когда эфир вперемежку с бравурными или хвалебными песнями по адресу вождей изрыгал потоки ругани против разного рода вредителей, которые мешают строительству социализма. Супругам казалось, что вся эта свистопляска происходит где-то в межзвездном пространстве и никогда не затронет их глухомани. Такая жизнь могла бы продолжаться довольно долго, если бы не смерть директора — старого коммуниста, направленного в это захолустье за какие-то провинности.
Новый хозяин, товарищ Хвостиков, с ходу начал брать из кассы все увеличивающиеся суммы денег. Первое время он объяснял, что деньги ему нужны на покупку лошади. Но дни шли, Сивка-Бурка не появлялся, а детдомовская касса пустела. Пришлось экономить на продуктах питания.
Николай Семенович стал каждый день напоминать товарищу Хвостикову о деньгах, но тот только огрызался, упрекая бухгалтера в отсутствии большевистской выдержки. Обхватив голову руками, Николай Семенович просиживал часами дома, стараясь найти выход из создавшегося положения. Но решение пришло само собою. Оно явилось в одну из бессонных ночей в сапогах и с фонариком. И загремел Николай Семенович на десять лет в края, отдаленные за расхищение социалистической собственности. Для подтверждения его «преступления» ему устроили очную ставку с товарищем Хвостиковым, который поносил своего бухгалтера всякими словами, уличая его даже в связи с врагами народа, отпрысков которых было так много в детдоме.
На первых порах в лагере на новостройке Николаю Семеновичу удалось устроиться в конторе по своей специальности. Но кто-то другой, чтобы получить заветную должность, дал хорошую взятку начальству и послали Давыдкина на общие работы. Почти целый год в любую погоду копал он траншеи или ворочал камни, пока не простудился и не заболел туберкулезом. Последнее время лежал уже в той части барака, откуда перебирались только на погост. Да, видно, час его еще не пришел.