На занятой территории немцы ввели оккупационную марку, стоимость которой определялась в десять советских рублей. Беда была в том, что до коренного перелома обстановки на фронте на советские деньги охотников было мало.
Обладатели съестных продуктов предпочитали продавать их на немецкие марки, обменивать на одежду, сигареты и разного рода вещи хозяйственного обихода.
На бобруйском базаре можно было купить очень многое, начиная от съестных продуктов (включая в эту категорию и немецкий шоколад, маргарин, шнапс) до дефицитных медикаментов, как сульфидин.
Как правило, немецкие военнослужащие появлялись на базаре очень редко. Вся их продукция, полученная, привезенная из Германии или уворованная на складах, сплавлялась через посредников или знакомых женщин. Все сбывалось из-под полы на виду у полицаев, главной задачей которых было задерживать подозрительных.
На оккупированной территории немцам так и не удалось устроить публичные дома. Были, правда, отдельные женщины, которые занимались самым древним ремеслом, но не в западноевропейском масштабе (Одно из таких «кустарных» заведений, где «трудились» две женщины, оказалось впоследствии шпионским гнездом, где добывались сведения для переправки партизанам и даже в Москву). В большинстве же случаев немецкие военнослужащие, части которых длительное время находились в городе, имели знакомых женщин. К ним они шли в выходные дни, захватив кое-что из продуктов, соответственно занимаемой им должности. В таких встречах тщетно было искать большую любовь, но и осуждать женщин мог лишь тот, кто не имел никакого представления о трагическом положении населения оккупированной территории вообще и женщин в частности.
Позднее, во Франции, в одной специальной части имел место такой случай: два солдата убили с целью грабежа старика со старухой. Преступников военный суд приговорил к смерти и их расстреляли.
А на оккупированной территории России любой немец мог совершенно безнаказанно убить кого угодно из населения или изнасиловать (иногда коллективно) женщину. Никто его за это не преследовал и никакого наказания за свое преступление он не нес.
У многих женщин, находившихся тогда в Бобруйске, мужья или погибли в боях на границе, или в лагерях военнопленных, или отступили на восток. Причем, в районе Бобруйска разрозненные части Красной армии удирали без оглядки. О семьях никто не заботился.
Не следует забывать еще одну особенность жен военнослужащих Красной армии… Даже в мирное время, как только военный получал повышение в чине — он в первую очередь старался заменить свою жену более молодой и красивой. Такая замена не представляла больших затруднений, если принять во внимание, что уже до войны, вследствие гибели миллионов мужчин на островах ГУЛага, чувствовалась недостача в мужском составе по отношению к контингенту женщин.
При таком положении ничего удивительного нет, что многие женщины жили только сегодняшним днем. Пусть он немец или русский доброволец — все равно!.. Хоть день, да наш!.. Кто знает, что принесет завтра? На редких вечеринках захмелевшие люди часто затягивали любимую песню:
Если немецкий паек или положение работавшего на складе позволяло ему отнести что-нибудь своей Дульцинее, то наш брат в большинстве случаев ничем поделиться с женщиной не мог. Пища у нас была, конечно, лучше лагерной, но для большинства молодых людей её еле хватало. Поэтому благосклонность женщин к военнослужащим РОА была не только бескорыстной, но даже опасной для самих женщин.
К концу сорок второго года, когда положение на фронте для немцев значительно ухудшилось, коммунистическая пропаганда по распоряжению из Москвы занялась шантажом населения, угрозами будущей расправы со всеми, кто не помогает партизанам, и особенно с теми, кто без надобности относится доброжелательно к добровольцам Освободительной армии. Партизанскими агентами была пущена переиначенная «Катюша», где в последних двух куплетах говорилось: