Орличенко уехал в отпуск на Украину. Я его теперь замещаю. Главное преимущество этого в том, что занимаю его койку в редакции и, если не ухожу в город, могу ночью там спать.
В нашем здании творится что-то ужасное. Хозяйство Зеленовского еще больше разрослось. Понастроили еще много клетушек без окон, где несчастные жертвы в темноте ожидают своей участи. Каждую ночь теперь выводят одного или двух человек (военных и гражданских лиц) к Березине и там пристреливают.
Васильев рассказал мне по секрету, что одному смертнику удалось бежать. Было это так: карабин Бороздина дал осечку. Этим воспользовался приговоренный к смерти унтер-офицер. Он дал пинка Бороздину в живот и, пока тот очухивался, взбежал на вал и удрал.
Уж этот в плен живым не сдастся!
Жаль, что не прикончил Бороздина…
И в Брянском лагере, и здесь я часто задаю себе один и тот же вопрос: Зеленовский, Козаренко, их подручные и те, что пороли пленных, — действуют они по своей собственной инициативе или выполняют задание, чтобы сеять ненависть к немцам?
Ну хорошо… Возможно, кто-то кому-то предлагал уйти в лес… После всего, чего насмотрелись люди и в лагерях, и здесь — ничего особенного в побегах нет. Тем более, что немцы не выполняют своих обещаний, а дела на фронте у них ухудшаются с каждым днем. Чего же удивительного в побегах? В крайнем случае подозрительных можно было бы отправлять в лагерь и только. Ритвегер же не пристрелил Тарасова?
В «Новом пути» Бобров поместил передовицу, озаглавленную: «Нужно уметь ненавидеть». Это верно. К сожалению, у многих людей даже не рабская, а душа собаки, которая после побоев лижет руки своего хозяина… Во имя великой России они быстро забывают все пережитые издевательства и глумления.
Зеленовский уехал в отпуск в Югославию. Карлов и Козаренко тоже куда-то исчезли. Воспользовавшись их отсутствием, я попросил Голубева дать нам в редакцию для интервью захваченного третьего дня партизана.
Он легко ранен в мякоть ноги выше колена. Горчихин с Пенчиком принесли его на руках и усадили в кресло. Фамилия у него та же, что и у денщика Зеленовского: Васильев. Ему лет тридцать пять. Волосы — светло-каштановые, редкие, с проступающей лысиной. Глаза серо-голубые. Скорее — серые. Росту — выше среднего.
С первых же минут я понял, что перед нами не простой партизан, а кто-нибудь из комсостава. Может быть, политрук или комиссар.
Горчихин предложил ему нарезанный ломтиками хлеб с повидлом. Он отказался. Взял только стакан воды.
— Вода наша, — сказал он насмешливо, взглянув на Горчихина. — А хлеб…
Беседы, на которую рассчитывал Яша Фомкин, у нас не получилось. Вот несколько вопросов, заданных ему сотрудниками редакции:
Фомкин: «Много ли народу в вашем отряде?»
Васильев: «Хватит. Будет еще больше».
Смоляров: «Есть ли в отряде артиллерия?»
Васильев: «Она нам не нужна».
Горчихин: «На прошлой неделе наша артиллерия обстреливала лес. Были ли попадания в лагерь?»
Васильев: «Несколько снарядов немецкой артиллерии попали в гражданский лагерь. До нас не долетели».
Пенчик: «Что вы думаете о РОА?»
Васильев: Усмехнулся, потом спросил: «А вы сами, что думаете?»
Шишков: «Имеется ли у вас связь с Красной армией?»
Васильев: «А вот придут они сюда — у них и спросите».
Он понял, что мы — лишь мелкая сошка, и явно издевался над нами. Я вспомнил, что у меня в тумбочке остался пирожок с луком. Предложил его нашему гостю.
— Берите, — сказал я как можно более дружески. — Вам нужно подкрепиться. Да и пирожок-то пекла русская женщина.
Васильев немного колебался, но пирожок взял и медленно начал есть, все так же через наши головы уставившись в окно.
Утром за партизаном пришла машина из гестапо. Я стоял у входа, когда Васильева выводили. Он меня не заметил, или сделал вид, что не заметил. Он вообще ни на кого не смотрел. Волоча раненную ногу, он опирался слегка на руку конвоира, но голову держал прямо, хотя, несомненно, знал, куда его повезут.
— Уж лучше бы прикончили его здесь, — заметил Смоляров. — Все-таки — русский он…
Я тоже думал точно так. Будут мучить человека там, в гестапо… Для чего?.. Вернее, за что?.. Если бы Гитлер думал головой, — не было бы партизан. И война уже давно бы кончилась. Прав был Тарасов: мы влипли в грязную историю и еще не известно, как из неё выберемся.
Впрочем, жизнь тем и интересна, что каждый день приносит что-то новое, непредвиденное. Я не жалею об избранном пути. Нельзя было упустить такой случай, чтобы хоть немного отомстить кровавому тирану.